Он отсутствовал полтора часа и вернулся в обществе иссохшего седовласого человека, облаченного в простые темные одежды. На глаз ему можно было с одинаковым успехом дать и двести и две тысячи лет: он был настолько тощ, что, казалось, его мог унести любой случайный порыв ветра, а его бледная – белее самой белой бумаги – кожа была почти прозрачной. Свор представил его как Гоминика Халвора; он, по словам маленького герцога, некогда обучал его основам магического искусства и приходился, добавил Свор, отцом Хезмону Горсу, главному магу прежнего короналя лорда Конфалюма.

– Его отец! – не сдержал изумления Престимион. Ему всегда казалось, что мрачный и отрешенный от всего Хезмон Горе должен быть одним из пяти или десяти старейших людей мира, и никогда не приходило в голову, что отец Хезмона Горса мог все еще жить на свете. Но Гоминик Халвор, казалось, не обратил внимания на неучтивость Престимиона. Он лишь улыбнулся и окинул его быстрым взглядом маленьких темных глаз, которые оказались очень живыми и яркими, хотя и были глубоко зарыты в складках и морщинах дряхлой кожи.

– Это – Поливанд из Малдемара, – сказал Свор, указывая на Престимиона. – А это, – он кивнул в сторону Гиялориса, – Гевелдин из Пилиплока. У вас будет еще один ученик; он еще не присоединился к нам, но мы полагаем, что он где‑то в Триггойне. Мы готовы приступить к обучению в любое время.

– Тогда мы начнем занятия в семь часов вечера, – сказал Гоминик Халвор. Его голос тоже оказался совершенно не таким, как можно было ожидать: не жалкий слабый свистящий шепот дряхлого старца, но сильный и глубокий голос человека в расцвете сил. Он перевел взгляд на Гиялориса. – Так, Гевелдин, я вижу, что вы уже были некоторым образом посвящены в наши таинства. Но Поливанд обладает аурой совершенного новичка.

– Таков я и есть, – отозвался Престимиои. – Я не имею никаких навыков магии и никоим образом не причастен к ее таинствам.

– Я вижу это, тем более что вы называете наше искусство словом «магия». Мы же предпочитаем говорить о нем как о нашей философии или как о нашей науке.

– Значит, философия… Я постараюсь исправиться и прошу у вас прощения.

– Как вы считаете, достаточно ли вы подготовлены к тому чтобы открыть свой разум нашим знаниям? – спросил старик.

– Ну… – Престимион замялся. Он не был нисколько подготовлен к этому, как, впрочем, и к любому другому повороту, который совершал разговор: Свор привел старика, никого не предупредив и не предложив хоть какого‑то плана дальнейших действий.

И Свор, конечно же, не замедлил прервать неловкую паузу.

– Мастер, граф Поливанд глубоко интересуется всеми аспектами великой философии. У него прежде не было возможности для ее изучения, но сейчас он специально для этого прибыл в Триггойн. Как и все мы. И намерены стать самыми преданными вашими учениками.

Все время, пока шли дальнейшие переговоры о предстоящем обучении колдовству, Престимион хранил молчание. Но как только Гоминик Халвор ушел, он повернулся к Свору.

– Что все это значит? Откуда эта идея насчет обучения магии у этого человека? Я считал, что мы наймем здесь волшебников, а не станем сами учиться этому ремеслу. И еще, что это за имена: Поливанд, Гевелдин?

– Не волнуйтесь, Престимион. Нам сейчас никак не обойтись без небольшой маскировки. Разве вы не знаете, что были выпущены указы об аресте всех, кто восстал против правительства лорда Корсибара? Даже здесь, в Триггойне, мы не можем считать себя в полной безопасности. Вы не можете просто завернуть сюда во время прогулки, объявить себя принцем Престимионом Малдемарским и призвать волшебников собираться под ваши знамена, чтобы поддержать ваше восстание, не подвергая себя большой опасности.