И, может быть, представить это в каком‑то виде для самого себя.
И более того. Мы ощущали ауру Грэмери, дух, не имеющий ничего от Флоры Калдиан и всех прочих, кто жил здесь до нее, но бывший сущностью самого места. В постройке, в почве, в окружающей атмосфере заключалась безграничная доброта, проистекающая из земной непорочности.
И как все положительное предполагает отрицательное, здесь также таилась темнота, притаившееся зло. Оно было по краям – неопределенная тень, дремлющая энергия, не обладающая большой силой. Но существующая.
Мы пережили все это, но не зафиксировали в уме, и опасение скоро пропало, быстро поблекло, оттесненное физическим ощущением, основным, всеподавляющим чувством, которое привело нас к тому признанию, что своим нахлынувшим потоком унесло осторожность. Только теперь, после того как столько всего случилось, можно припомнить и частично объяснить, что же произошло с нами в тот вечер. И все равно это только моя интерпретация, к тому же созданная через долгое время после события.
Я первый обрел речь – Мидж все еще была в полном ошеломлении, или изнеможении, или и в том и в другом.
– Ты что‑то подложила в бефстроганов? – Я хотел пошутить, похорохориться, приходя в себя, но она не засмеялась. – Мидж, что с тобой?
Она смотрела на меня, но не видела; в ее глазах светилось лишь сонное удивление.
– Мидж?
Она медленно и глубоко вдохнула, подняв грудь и плечи, а потом так же медленно выдохнула. И наконец сказала:
– Что произошло?
Вопрос был обращен как ко мне, так и к себе самой.
– Мы занимались любовью, – лениво улыбнулся я.
Странное состояние уже покидало меня, свои права заявляла материальная реальность, как это бывает, когда просыпаешься после сна.
Мидж провела обеими руками по глазам и посмотрела на меня так, будто стерла свое изумление. Потом зевнула и словно заразила меня, потому что я тоже зевнул. Я помог ей одеться – Мидж путалась в застежках, как уставший ребенок, рассеянно, почти некоординированно.
– Не понимаю, – промямлила она. – Я не соображаю, Майк...
Мои движения тоже были замедленны и неуклюжи, но меня наполняло тепло, мои чувства теперь восхитительно притупились. И я не мог прогнать улыбку.
– Наверное, мы перешли какой‑то барьер восторга, Мидж. Наверное, здешняя земля действительно повлияла на нас. Боже, я не представлял, что такое возможно.
Видите, как работает человеческий мозг, как он старается рационализовать иррациональное, чтобы не спятить? Боже правый, я приписал это романтическому эпизоду!
Впрочем, Мидж было не так просто убедить.
– Мы оба устали, Ведьмочка. Как ты сама сказала, на тебе сказывается деревенский воздух. Не лечь ли тебе спать, пока я запру дверь?
– Мне нужно помыться...
– Не нужно.
– Почистить зубы...
– Это займет полминуты. Я присоединюсь к тебе, прежде чем ты коснешься подушки.
– Хорошо, Майк. Майк...
– Что?
– Ты меня любишь, правда?
– Ты сама знаешь.
Я поставил ее на ноги, и ее качнуло ко мне.
– Господи, – прошептала Мидж. – Я и не знала, что так устала Я как пьяная.
– Откуда тебе это знать? Давай, я тебя отведу.
И я сделал больше: я поднял ее и отнес в спальню, она была такая легкая, что я почти не ощущал ее веса. Положив Мидж на кровать, я остановился, склонившись над ней.
– Ты как, дальше справишься, пока я проверю двери и окна?
Она кивнула и, дразня, спросила:
– Все еще нервничаешь вдали от города?
– В лесу волки и медведи.
– И лесные демоны. Не забудь про лесных демонов. |