В матросы взяли, а в
Одессе пересяду в трюм какого-нибудь англичанина, да и дальше, в Турцию...
А что твоя невеста, Настенька, от которой я тебе отсюда письма представлял?
Жива, здорова? Что каретник, ее отец?
Илья все рассказал. Ванька покачал головой, сходил на пароход, который
уже пыхтел и разводил пары.
- Ну, Илья Романыч, пароход уйдет еще через час! мы успеем и выпить и
побеседовать на прощанье. Пойдем в кабачок. Тебе горе, выпьем.
- Что дома у нас? Что нового! Говори.
Знакомцы пошли опять за мост.
Ванька ударил себя по лбу.
- Ах, я дурак, простота! И забыл! Тебе много нового. С этого надо было
бы начать.
- Ну, говори, говори скорее.
- Малый, вина! Слушай. Во-первых, как только прочитали нам эту волю,
народ сильно запечалился! Ждут тебя, вот как. Прошли слухи, что воля не та.
Учителя Саддукеева помнишь?
- Как же не помнить; к нему я насчет жены отца Смарагда ездил. Ну?
- Выгнали его из этой гимназии. Я заходил в город и слышал это. В день
отставки, с горя ли, или так, он заснул, забыв в спальне погасить свечку.
Загорелась сперва, видно, занавеска на окне, а потом весь дом. Он с детьми
и прислугой едва выскочил, в чем был. Весь двор сгорел. А это только и было
его имущество.
- Бедный, бедный! Эк у нас пожаров-то! Где же он теперь?
- Рубашкин принял его к себе в управляющие. Только, слышно, прижимает
в жалованьи Саддукеева, хоть тот ему и самый-то Сырт предоставил. Насчет
пожаров тоже. Хутор Перебоченской сгорел! Да что, она живучая: опять
строится. А про жену попа Смарагда слышал?
- Что?
- Померла вскоре после твоего побега.
Илья перекрестился.
- Господи! вот все какие несчастия! Жаль, жаль его...
- Что жалеть! Он теперь счастливее тебя со мною.
- Как так?
- Видно, при жене только и крепился отец Смарагд. Чуть умерла, он
куда-то, сказывают, написал, за ним явилась тройка, он забрал детей, что
осталось утвари, да и уехал без вести. Иные толкуют, что где-то наверху за
Волгой, в вятских лесах, в раскольничьи попы передался, рясу нашу скинул,
надел простой зипун, да так им и служит по-ихнему; а другие - что его
схватили и он в Соловки угодил, сослан...
Илья вскочил.
- Вот не ожидал я этого! В какой-нибудь месяц... Что же его взманило,
не понимаю?
- Как что? У нас, с доходами-то от мужиков, он получал всего целковых
полтораста в год; а там посадили его сразу, говорят, на три тысячи
целковых. Надоело бедствовать-то. Ведь от бедности и попадья его померла.
- От кого это ты знаешь?
- Наш дьячок сказывал. Теперь у нас на обе церкви один поп, отец Иван
старый.
- Ну, а что ж наш мир? Что наши православные?
- Тебя, Илюша, ждут и невесть как. |