Изменить размер шрифта - +
Их не венчают, и они живут так себе
открыто, как муж и жена.
     - Что же народ?
     -  Парень  этот  овладел всеми, отменяет везде барщину, собирает поборы
на  расходы  для  мирских  дел,  рассылает  по  окрестностям  возмутительные
письма.  К  нему верхами и на тройках съезжаются совещаться из других уездов
и  даже  губерний  такие  же вожаки. И долго этого никто не подозревал, хотя
все  чувствовали  какое-то  сильное  влияние на умы крестьян в том околотке.
Даже  отец  этого  парня,  есауловский  приказчик, живя от него в десяти или
пятнадцати  верстах,  целый  месяц ничего не знал о новом приходе сына и его
укрывательстве в Терновке...
     Да  сперва  и  трудно  было  заметить  влияние  отдельных лиц. Все были
взволнованы, все потерялись - и крестьяне и дворяне.
     Весна кончилась.
     Весть  о  воле пронеслась во все концы; сорвало старые плотины и мосты,
и  все  унеслось  навеки  шумными волнами могучего половодья. Поля окинулись
зеленью.  На  Волге  опять замелькали сотни пароходов. Народ задвигался у ее
берегов.   Леса  и  байраки  зазвучали  птичьими  голосами.  Холмы  и  бугры
подернулись  голубыми  туманами.  Орлы  зареяли над долинами и заклектали на
столетних  дубах.  Освобожденный пахарь повел первую вольную борозду. Первое
дуновение  воли  по  селам и хуторам принесло осязательные льготы переходной
поры:  безусловное  увольнение  от барщинных повинностей стариков, девушек и
мальчиков  подростков,  увольнение  дворовых, которые по ревизии числились в
крестьянах;  свободный  брак, отмену ночных караулов, уничтожение добавочных
сборов  с крестьян и первые намеки на жалованье дворовым. Не все добровольно
решились  сразу  дать  эти  льготы. Освобожденные мальчуганы явили множество
лукавых  демонстраций  и  в  раннюю  пору недолгой весны не шли на работу за
самую  выгодную  цену.  За ними явились демонстрации горничных и должностных
лиц  из  крестьян.  Мгновенно  опустели  целые  дома  и  усадьбы.  Умеренные
смирились,  зная,  что  ловкий  кормчий  на  практике  может  обойти  всякие
подводные камни. Радикалы старого закала подняли крики и вопли.
     -  Слышали  вы?  -  кричали  одни,  -  многие  помещики  ездят уже сами
кучерами, а помещицы стряпают себе обед?
     - Нет, не слышали. Кто же это?
     -  Михаил  Павлыч,  Федор Ильич, жена Ивана Юрьича! В Есауловке у князя
Мангушки  мужики  самовольно, чуть прочли им манифест, запустили свой скот в
барские  луга  по  Лихому  и  выбили  их  в несколько ночей так, как вот эта
ладонь.
     - Ах, мерзавцы!
     -  В  Конском Сырте у генерала Рубашкина соседние мужики в саду срубили
ночью  пять  лучших  берестов  и  липу  на боковой аллее... Слушайте дальше!
Везде  только  и  слышно: мужики рубят леса, выбивают овцами и скотом поля и
луга,   вытравляют  даже  яровое  и  озимые  всходы  хлебов.
Быстрый переход