|
Те сговорились да на днях бросили ее двор и ушли все до одного в свои батрацкие избы, требуя земли, волов и, вместо дворовой службы, трехдневной барщины мужчинам, а двухдневной - бабам, так как они числятся крестьянами! - Что же! Это по закону! - сказал либерал, - а вы думаете как? - Но посудите о Пелагее Андреевне, о ней посудите! - кричал бывший предводитель, будто не расслыша последних слов, - плотники бросили ее столярню, где ей кресло делали; кузнец-парнишка бросил кузницу и также требует поставить его на хлебопашество, то же самое и с бабами: и те бунт затеяли. А о девках нечего и говорить... - Что же красные девушки? - отозвался либерал, хихикая, - их бы этак розочками посечь, репяшками, и дело в шляпе, усмирились бы. - Представьте, - продолжал рассказчик еще мрачнее, - все девки Перебоченской сговорились и вдруг... бросили ее в одну ночь. Одни бежали к овцам, другие к женихам, в батрацкие хаты и в соседние имения; ушли в служанки, швеи, кухарки, прачки и кружевницы. Даже представьте - верная Палашка и та бросила Перебоченскую и ушла в город с каким-то солдатюгой. - Ай, батюшки! Что же она не требует девок! - спросил либерал. - Бедная Пелагея Андреевна из сил выбилась. Звала всех обратно, становому жаловалась, новому предводителю. Ничто не взяло. Не те люди теперь стали... Да-с! И представьте... сама теперь есть себе варит, кухню перевела в дом, сама стряпает и горькими слезами обливается. Два раза даже посуду сама мыла и воду, сказывают, черпала из колодца во дворе. Просто Содом и Гоморра!.. - Странно! - отозвался либерал, - отчего же эта барыня не прибегнет к найму посторонних людей? Отставной предводитель остановился среди комнаты и с грустной улыбкою посмотрел на всех слушателей: - Слышите? Она? Прибегнет к найму? Да это кремень-женщина с характером древних героев. Она скорее погибнет от всяких огорчений и обид, чем уступит хоть крупицу своего достоинства! Она - честь и украшение своего сословия. А считать легко в чужих карманах. Отчего не нанимает? А зачем вся эта перемена? Нам служили и работали даром... Поневоле потеряешься... Вон наш патриарх, Борис Николаевич! Ведь не вынес. Шестьдесят лет хозяйничал, сидя в кресле, приказания раздавал и не верил толкам о воле. А приехал становой с манифестом, он как встал с кресла, зашатался, грохнулся об пол и дух вон! И таких жертв у нас немало-с... Либерал подошел, посвистывая, к окну. Хоть санкюлот в душе, но в то же время сам богатый человек, он позволял себе вообще быть спокойным и не стесняться. Его ненавидели, но боялись и даже порою заискивали его расположения. - А Палашка, Палашка, - возглашал рассказчик, - эта верная, преданная служанка! - Ну? - отозвались некоторые. |
