- Была не была! Хоть два дня, да мои будут. Отниму тебя; меня не знают
в глаза конвойные, а начальство здешнее не догадается, кто отбил.
Настя стояла молча, обняла голову Ильи и горячо его поцеловала.
- Илюша, не затевай этого, приходи лучше и ты домой, там повенчаемся,
станем жить хоть в бедности, да вместе.
- Нет; коли ворочусь домой теперь, так не для того. Настя! отец твой
меня считал виной всей вашей гибели... Из-за меня он... душу отдал бесу...
Настя молча рыдала. Илья рассказал ей историю измены его отца.
- Неужели простить ее или батька моего за то, что они крови вашей
напились, что отец твой без покаяния повесился из-за них, а ты от богатства
нищею и голою пойдешь по пересылке с колодниками? Не бывать этому!
Настя ухватила Илью за руку и прижалась к нему.
- Не допущу, чтоб ты шла под конвоем: вольные воротимся. Всем дана
воля, а ее только от нас прячут.
- Илюша, да лучше подожди, воротись, и я скоро буду дома. Приди,
попроси меня у барыни, посватай сироту.
- Чтоб я просил тебя у этой барыни? ни в жизнь. Мы теперь вольные.
Прачка кинулась из-за магазина со словами:
- Прочь, долой, идут!
Илья побежал в сторону.
- Прощай, Илюша! - шепнула Настя.
- Жди меня за Черкасском.
Прачка увела Настю обратно в острог, а Илья пошел к Зинцу. Дед спал в
курене, Илья его разбудил.
- Вставай, дед, да раскошеливайся, давай денег.
Зинец глянул спросонок. Кругом огорода было тихо. Голос Ильи звучал
непривычною грубостью и злостью. В его руках была большая палка. Зинец
струсил. Место было совершенно глухое.
- Что ты, что ты, парень? с ума сошел, какие у меня деньги?
Илья покачал палкой.
- Слушай, дед; разбойником я не был, воровать тоже не воровал. Ну, а
вот вам бог свидетель... не дашь денег - отниму; станешь кричать - убью!..
что мне! Да что и тебе: жить-то недолго осталось.
Дед, ворча и охая, встал и начал возиться, будто что отыскивая,
поровнялся с Ильей и вдруг кинулся на него, стараясь сбить его с ног, и
закричал: "Караул, бьют!" Голос его странно отозвался в глухом закоулке.
- Шалишь! - ответил Илья, сгреб старика, как ребенка, связал его же
поясом и положил у куреня. Дед замолчал. Илья кинулся шарить в курене.
"Нет, это, видно, недаром! - подумал Зинец, лежа ниц к земле, - он иначе не
решился бы так со мною поступить".
- Илья! - сказал он вслух.
- Что?
- Под бочонком в углу, под соломой, мешок с сухарями лежит, - нашел?
- Нашел.
- Развяжи: на дне деньги лежат.
Илья, достав деньги, сказал Зинцу:
- Не прогневайся, дед, как разбогатею, отдам! - развязал его и ушел. |