Эта слободка селилась сама собою под городом, когда еще мало
обращали внимания на то, кто сюда приходил и селился. Она селилась без
всяких справок и разрешений. Дух смелости и доныне тут царил на всей
свободе. Все проделки против полицейских уставов в городе начинались
отсюда. Тут жил аудитор, давший Илье книгу о воле. Здесь же была избушка и
той прачки, через которую Илья надеялся увидаться с каретником и с Настей.
Аудитор промышлял уже несколько недель новою книгой, раздавая ее из-под
полы на прочтение за деньги. Илья спрятал книгу под свитку и шел без
оглядки, поспешая к ночи в лесок знакомого хутора, где не раз прятался от
ростовских облав на беглых.
Скоро он спустился в долину Мертвого Донца и завидел издали кучу верб,
садик и знакомый дом рыболова. Спустясь по каменистой обрывистой тропинке в
долину, Илья заслышал шум воды, сбегавшей из ключевого пруда к колесам
утлой водяной мельнички, и пошел к ней, спрятанной за вербами. Хатка рыбака
была построена на выдавшемся каменном ребре утеса, из которого било
множество светлых и студеных ключей. Она как бы висела на воздухе,
отделяясь кустами терна и диких вишен от пруда. Когда лучи солнца в упор
освещали с юга это ущелье, пруд и вербы, между которыми с тихим и вечным
шушуканьем сбегала к мельнице в провале лишняя вода, в прозрачных струях
пруда отсвечивались напущенные туда пестрые, с голубыми спинами, осетры,
серебряные востроносые стерляди, беломраморные тупорылые сазаны и вертлявая
тарань. Сюда порою наезжали из города охотиться в камышах долины на лисиц и
поесть свежей икры и ухи богатые купцы. Тогда хозяин сажалки подходил к
пруду, закидывал веревочную петлю, или прямо на железный крюк подхватывал
из воды осетра или стерлядь; кровь била из свежей раны на крюк, рыба
распластывалась, из ее теплых внутренностей вынималась икра, протиралась
сквозь решето с солью и тут же, еще теплая, присыпанная перцем, съедалась
за бутылками цимлянского. Сюда же в ближний лесок на долине собирался и
простой люд из города потолковать в зелени деревьев о своих делах и выпить
дешевой водки. Хозяин сажалки с весны редко был дома, ловя по окрестным
затонам рыбу. Илья спустился в лощину, пробрался в лозы, забился в такое
укромное место, откуда никто не мог видеть ночью огня, разложил в овраге
под крутизной костерок, сел у огня и развернул книгу. Он перекрестился и
поцеловал давно избитую и зачитанную книгу.
- Господи боже, благослови нам всю правду узнать! - сказал Илья и
начал читать.
Губы его слипались, во рту сохло, глаза горели, дрожащие руки несмело
переворачивали листы. Долго он читал. Язык законоположений и в особенности
его великорусские выражения были не под силу его пониманию. И потому ли,
что сам Илья вообще туго понимал смысл читаемого, или так уже он был
настроен общими толками тех мест и лиц, с которыми его теперь сталкивала
судьба, только в строках книги, без всякого умысла и с полным
чистосердечием, он находил вовсе не то, что в ней действительно было. |