"Русские!" -
подумал князь, и под его ложечкой почувствовалось легкое давление. В тот
день он не ходил гулять в общий сад, даже не обедал и выпил множество
шипучей воды. На другой день, вместо артистического визита в Сиену, он
сосчитал последние деньги, скромно выехал в Триест и через две недели в
каком-то отставном мундире, вместо недавней художнической куртки, сурово
стоял в Киеве в соборе, попав туда случайно на один официальный праздник и
на молебствие, причем, впрочем, ему дали место в кругу губернской знати.
Киевские имения не улыбнулись князю. Доходы оттуда были давно исчерпаны за
год вперед. Он поспешил в Есауловку, так как незадолго перед тем в ней
произошла известная кража в доме и ожидалась большая сумма за продажу
партии пшеницы, скопленной приказчиком Романом в несколько дешевых лет.
Князь явился в Есауловке как снег на голову. Дом найден в порядке,
хотя был не топлен. Наскоро протопили и освежили сперва две-три комнаты. По
совету Романа, к соседу в Конский Сырт поскакал гонец, с записочкой от
князя, что тот просит у Адриана Сергеича Рубашкина позволения с ним
познакомиться, приехать к нему и на первое время дня четыре или более
погостить у него. Рубашкин поспешил к князю, увидел перед собою
сморщенного, но розового, сладенького, изнеженного и веселого, с белыми
волосами, старичка. Рубашкин его разглядывал. У князя весьма подозрительно
дрожали нежные ручки; голубые, небесные глазки были несколько мутны; во
время походки одна нога будто отставала от другой, а голова порою сама
собой покачивалась, как у алебастрового котенка. Старики нашли друг в друге
много общего и тотчас сошлись, даже пустились в откровенности. Оба
оказались одинаково либеральны, считали, что лучшие из дворян продали свое
сословие, и, хихикая, решили, что теперь остается им только перепрыгивать с
одной льдины на другую, спасаясь в общем наводнении, и только, пока есть
огонь в душе, развлекаться насчет женщин.
Князь Мангушко переехал в есауловский дом. Явилась наемная прислуга. У
конюшни показались молодцеватые конюхи. У кухни задвигалась бочка с водой,
запищали под рукой повара невинные куры, взревели телята и овцы. На
поварских столах бойкую дробь забили над котлетами и паштетами вновь
отчищенные ножи. Наемный из города лакей развесил возле крыльца платья
барина. Приказчица Ивановна, ни жива, ни мертва, суетилась в буфете. Роман
Танцур выбивался из всех сил, чтобы угодить князю.
Тут-то и началась история. Рубашкин вечером сидел у князя. Они ожидали
милых гостей. А тем временем в саду в потемках ходили две тихие фигуры:
Илья и Кирилло. Илья давно добивался случая повидаться с князем, объявить
ему обо всем, что он знал о своем отце, но Роман его бы не допустил. |