Нине я предложил дрыхнуть на кушетке, сам расположился в кресле.

Как породистый англичанин прикрылся пледом, заснул.

А во сне, ну что за напасть, очередной кошмар стал меня давить.

Будто я в могиле, а сверху на меня плиту кладут. Из последних

сил проснулся. И вижу, что дислокация изменилась.

Я по прежнему в кресле, а вот Нины на кушетке нет. Нина

расположилась на мне. Ей так, наверное, спокойнее.

-- Ты как-то на роль одеяла не годишься. Пуха мало,-- говорю ей.

-- Страшно там.-- и челюсть дрожит.

-- Я тебя сейчас тоже не защита, больно спать хочется. Кроме

того, ты ж меня всего раздавила. Чай не кукла Барби. Сколько ты,

кстати, весишь?

На этот вопрос Нина не дала ответ. Но, чтоб мне спать больше не

хотелось, она кое-куда свою руку просунула, кое-что у меня

схватила, сжала, дернула и....

Да, в целом Нина меня никогда не привлекала. Не дурнушка,

конечно, все при всем, но какая-то жесткость и принципиальность

в ней всегда чувствовалась.  Дескать, если трахаться, так с

перспективным ученым, со значительным человеком, с интересным

собеседником. А я ни то, ни другое, ни третье. Поэтому и захотел

ее с себя сейчас согнать.

Но не получилось.  Нина всегда была хорошей лаборанткой,

ассистенткой, секретаршей, все делала четко и правильно. Вот и

нынче у нее это самое дело заладилось. В целом она меня не

привлекала, а в частности вполне привлекла.

Разогрела меня, расстегнула, и давай орудовать.  Сама попрыгала,

меня скоренько разрядила и, и еще сказала ехидно:

-- Ну ты совратитель, Сашка. Теперь я -- твоя и ты должен мое

тело охранять.

"Дешевое повидло,-- подумал я.-- Если бы тут батальон был, ты

его тоже подобным манером поставила бы под свое командование.

Зря я поддался."

Но утро наступает, весеннее солнышко сквозь немытые ставни

подмазывает розовым фигуру дамочки, потягивающейся и

поглаживающей свои "дыньки". Нет, не зря, не зря.

Я, как честный кавалер, обязан-таки некоторое время еще

танцевать вокруг Нины. Первое па -- доставка беглянки домой.

Не на мерседесе, а на трамвае. Хоть это утешает.

Потом отвезу остатки червяги в свой технопарк -- чтобы наконец

ученые их досмотрели и об этом деле растрезвонили по всему

свету...

Дверь Нининой квартиры как будто и не запиралась, слегка даже

приоткрыта.  Еще, конечно, нет повода для мандража и напряженки.

Просто Нина так торопилась вчера, поспешно уносила попку, что

забыла повернуть ключ.

Входим мы в квартиру, а в гостиной встречаем тело, беспросветно

лежачее.

На полу расположился крутой мужчина, мало похожий на

живого. На зеленоватом его лице недельная щетина, в одной

руке черенок ножа, а лезвие, отколотое неведомой силой, валяется

неподалеку.  Вдобавок на полу кое-что похожее на камушки, хотя

я не побоялся бы это назвать осколками панцирных колец.

Нина тут же забилась в стенку и запищала. Я ее вытолкнул на

лестничную площадку и, вернувшись, перекатил мужика на спину,

после чего зажмурился.  Как тут не зажмуриться. В груди дыра с

обугленными краями -- похоже, что ее проделал тысячевольтный

электрический разряд.

А сейчас из дыра ползла обильная пена.  Причем из лопающихся

пузырьков появлялись на свет червячки; кстати, покороче и

потоньше, чем те, которые барахтались в моей раковине. Вместо

крючочков и иголочек -- один хоботок-стилетик, причем на том же

конце, что и сосательно-ротовое отверстие.