Он взглянул на свои руки. Их все еще саднило после того, как он сцепился с Макалистером, но ощущение это было даже не без приятности.
Автобусы проносились мимо, не замедляя хода, – никто не садился на остановке, никто не сходил. Ребус включил зажигание и углубился в лабиринт улиц, кружа и пробуя то один маршрут, то другой, иногда оказываясь в тупике, из которого приходилось выбираться задним ходом. Ребята гоняли в футбол в уже сумеречном чахлом скверике. Другие мчались на скейтбордах, устремляясь к подземному переходу. Это был их мир и их время суток. Ребус мог бы спросить у них об «Отпетых», но понимал, что эти мальчишки уже усвоили некие непреложные правила: они не станут выдавать членов банды, тем более потому, что голубой мечтой их жизни, возможно, было и самим попасть в нее. Припарковавшись возле квартала невысоких домов, он выкурил вторую сигарету. Ему срочно требовалось отыскать магазинчик, где он мог бы пополнить свой запас, или бар, где выпивохи охотно продали бы ему, и по недорогой цене, несколько штук скверных сигарет. Он покрутил радио – не передают ли что‑нибудь сносное, но смог найти только рэп и танцевальную музыку. В магнитофон у него была вставлена кассета, но это был «Сглаз» Рори Галлахера, а он был не в том настроении. Он вспомнил, что одна из вещей называлась «Черт меня дернул». В наши дни такая отговорка в суде уже не котируется, зато появилось множество других. Нет теперь необъяснимых преступлений. Всегда найдется какой‑нибудь ученый‑психолог, который будет рассуждать о генах, перенесенных в детстве жестокостях, травмах и давлении со стороны взрослых. Всегда разумно и всегда можно использовать как оправдание.
Но почему же погиб Энди Каллис? И почему отправился в ту комнату Ли Хердман?
Ребус молчаливо выкурил сигарету, потом вытащил бриллиант и принялся было его разглядывать, но тут же спрятал в карман, заслышав снаружи какой‑то шум. Мальчишка катил приятеля в тележке из супермаркета. Оба посмотрели на него так, словно он был какой‑то диковинкой. Впрочем, может быть, он и был здесь ею. Через несколько минут они покатили обратно. И Ребус до упора опустил стекло вниз.
– Ищете чего, мистер? – Катившему тележку было лет девять, возможно, десять – бритоголовый, скуластый.
– Собирался вот с Рэбом Фишером встретиться. – Ребус сделал вид, что смотрит на часы. – А мерзавца этого нет как нет!
Мальчишки были осторожны, но еще не до такой степени, какой достигнут через год‑другой.
– Да был он здесь, если только пораньше, – заметил мальчик в тележке.
Урок английской грамматики Ребус решил на этот раз опустить.
– Я ему денег должен, – вместо этого пояснил он. – Думал, он сюда явится. – И Ребус демонстративно огляделся, словно Фишер мог вдруг возникнуть как из‑под земли.
– Дайте нам, мы можем передать, – сказал кативший тележку.
– Да что, у меня голова задом наперед или еще что‑нибудь не так? – с улыбкой проговорил Ребус.
– Не хотите – не надо, – пожал плечами мальчишка.
– Попробуйте свернуть вон туда, через две улицы. Устроим гонки.
Ребус опять включил зажигание. Устраивать гонки он не хотел. Он и так достаточно приметен, без сопровождения грохочущей тележки.
– Держу пари, что вы сможете раздобыть мне сигарет, – сказал он, вынимая из кармана пятифунтовую банкноту. – Любых, самых дешевых, а сдачу возьмете себе.
Банкнота была буквально вырвана из его рук.
– А что это вы в перчатках, мистер?
– Отпечатки пальцев, знаете ли… – Ребус подмигнул мальчишкам и нажал на газ.
Но и через две улицы ничего не произошло. Доехав до перекрестка и поглядев влево и вправо, он увидел стоявшую у обочины машину и группу людей, заглядывавших внутрь. |