Потом он так и не вспомнил, почему вся одежда оказалась мокрой насквозь. Впечатления были отрывочными и смутными. Одна картинка не смыкалась с другой. Он тщетно напрягал свою размытую в том ливне память: говорил он с Надей или нет?

– Ты вообще что-нибудь соображал? – накинулась на него мать, отстирывая замызганные парадно-выходные брюки. – Где лазал, поганец?

Сашке было до слез стыдно. Рассеять все сомнения могла лишь Надюха…

Нежданно-негаданно она сама пришла. Заглянула по-свойски в его лабораторию.

– Я уж сам собирался к тебе. Молодец, что зашла.

Но выведать, что хотел, он так и не сумел. Помешала главврач. Вваливаясь через порог, она вскинула удивленный взгляд на посетительницу:

– А ты что здесь делаешь?

– Она – ко мне, – ответил за подругу Саня с гордостью в голосе.

По нескольким репликам Сане показалось, что дамы давно знакомы друг с другом – они поговорили о родных, вспомнили Наталью Даниловну.

– Ну, если что, заходи… – наконец попрощалась Вера Дмитриевна и пошла по своим делам.

Надюха достала пакетик и стыдливо попросила:

– Сань, проверь на гравемун, а?

Он почувствовал себя важным и нужным. Кинулся к девушке, едва не смахнув склянки с рабочего стола. Но, поняв по взгляду Надежды, что она заметила его порыв, укрылся в защитную оболочку, придав голосу насмешливый тон.

– Чью фамилию будем фиксировать? – Саня достал из стола чистый бланк.

– Да не фиксируй ты ничего, – устало, с ноткой щемящей боли, произнесла Надя.

Сашкино сердце ударилось в грудную клетку и смотрело оттуда, как заключенный перед вынесением приговора. Надя увидела это в его глазах и сползшей ухмылке.

– Мое это, Саша…

На одеревенелых ногах Жуков двинул к столу. Сел, обхватив голову руками. Ворох вопросов и предположений роился в мозгу. Он постарался успокоиться, насколько это было возможно. Так и не задав ни одного вопроса, взял ручку, зачем-то послюнявил шарик и деревянной рукой написал в графах бланка: «Жукова Н. А. 1965 г. р.». Чего ему стоило ввести препарат под лягушачью кожу, знала только сама ненавистная жаба.

Ну, и что теперь?

Санька уставился на свои растопыренные дрожащие пальцы, как будто они были виной в положительной реакции самца на Надькину беременность.

(2)

Второй пилот вошел в кабину, занял свое кресло. Командир экипажа развернулся всей тушей к бортмеханику и зловредно ухмылялся во весь рот. Механик, не отрываясь от панельной доски приборов, травил очередную страшную историю из аэрофлотовского опыта жизни. Равиль сидел спиной к Макарычу и не мог видеть, как в откровенной насмешке встопорщились усы командира. «Магарыч», как прозвали летуна отрядные острословы, облизнул палец и тряхнул рукой. Красноречивый жест показал тому, кто отсутствовал, что механик врет, как сивый мерин.

– Да где ж он там сесть мог? – продолжал раскручивать Равиля командир.

– Так, а на чем поля опрыскивают? Это ж не «Тушке» приземлиться, – ничего не подозревая, прояснил тот ситуацию.

– А, ну-ну. На «Антоне» можно. Или просто на «фанере».

– Ты что, мне не веришь? – Механик обиделся.

– Недоумеваю я. Ну, ты мне объясни, как его угораздило в сад залететь? На халяву яблок нажраться – это понятно. С медсестрой познакомиться, враз втюриться – тоже молодым был. Но как он собственным хвостом не застрелился, когда узнал, куда попал, – не вникаю. Это ж тебе не колхозный сад, а профилакторий прокаженных!

– Ну не заразился же?

– Ага.