- Господь не оставляет праведных. Его заботами у ордена есть доброжелатели, - пояснил де Пернель. - Не только в Касабланке, Ла-Кале, Триполи и других христианских городах Магриба, но даже при дворах беев и султанов. Многое рассказывают те, кто выкуплен из магометанского плена… Завтра, мессир, вы увидите карты Джербы и восхититесь их подробностью. Стоит ли удивляться, что наши лазутчики узнали о ваших деяниях и донесли эту весть до магистра? Лучше взгляните на то, что окружает нас. - Рыцарь обвел рукой расписанные картинами стены, изящные высокие подсвечники из серебра, мебель с инкрустацией из слоновой кости, кресла для капитула ордена и послов, большие сундуки с дарами. - Как величественно, какая красота! Не обижайтесь, мессир Андре, но вряд ли вы видели такую роскошь в доме вашего батюшки или на вест-индских островах.

    «Знал бы ты, что я видел, когда и где!» - подумал Серов, пригасив улыбку. Лувр, Прадо, Эрмитаж, соборы и дворцы в Москве и Риме, Мадриде и Праге, Париже и Флоренции, сокровища десятка стран и трех десятков городов! Ему, повидавшему так много, уверенному в том, что за недолгие часы полета можно добраться до любой из европейских столиц, восторг де Пернеля казался наивным и детским. Но он послушно изобразил восхищение, закатил глаза и произнес:

    - Потрясающе, клянусь якорем и мачтой! Большое счастье для провинциала вроде меня лицезреть орденскую мощь и эти несметные богатства! Лишь об одном скорбит мое сердце: что супруга моя не со мной и не может усладить взор таким великолепием.

    Они вышли во внутренний дворик, а потом - на площадь, где дожидался Рик Бразилец с лошадьми.

    * * *

    Вечером Серов, квартировавший на «Вороне», призвал к себе Михаилу Паршина, родича царского стольника Толстого. Когда тот явился и выпил первую кружку, Серов кивнул на постель, где были разложены шпага, два пистолета, дорогой костюм при поясе, шляпе и башмаках и три увесистых кошелька с монетой. Было в них золото и серебро.

    - Бери, Михайло, владей. Все твое! Паршин оторопел.

    - Андрей Юрьич! - Он взвесил в ладони мешочек с дукатами. - Это ж такое богатство… Да все имение батюшки моего половины не стоит! На эти деньги я бы батальон вооружил!

    - В России, может, и вооружил бы, даже на водку хватило бы, но ты поедешь по Европам, где цены куда повыше. До Генуи тебя торговый корабль отвезет, а дальше коня покупай и езжай через Милан на Вену. В Вене осмотришься, решишь, как к своим пробираться. Дальше Вены я тебе не советчик.

    - Храни тебя Христос, милостивец мой! - Михайло отхлебнул из кружки и запустил пятерню в русый чуб. - Чем отслужу за такую подмогу?

    - Отслужишь, - строго сказал Серов и вытащил из-за отворота рукава пакет с заготовленным письмом. Было оно писано на французском, на лучшей бумаге, и запечатано тремя печатями, а на пакете значилось русскими буквами: «Государю и Императору Всея Руси, Его Величеству Петру Алексеевичу от покорного слуги Андрея де Серра, морского капитана и французского маркиза - в собственные Его Величества руки». Он протянул письмо Паршину и молвил: - Вот служба твоя, Михайло. Доставишь сей пакет царю или через родича передашь, через большого вельможу. Золото и серебро даю тебе, чтобы дорога легла быстрей, оружие даю, чтобы от лихих людей отбиться. Как по-твоему, сколько путь займет?

    - К Масленнице не поспею и к Прощеному воскресенью [72] тоже, - деловито сказал Паршин, пряча пакет за пазуху. - А вот к середине Великого поста доберусь! Голову потеряю, а пакет твой доставлю! Токмо… - он замялся, - не разумею я языков фрязинского [73] и германского. Как без них в Европах странствовать?

    - Это верно, - согласился Серов и вытащил из сундука еще один мешочек с золотом.