Изменить размер шрифта - +
Женщина разгневалась. На следующий день пришла и обвинила меня в сексуальном растлении. Было предварительное слушанье. Обвинение снято, как безосновательное.»

«Окей», сказал Кен. «Теперь: у тебя были какие‑нибудь сомнительные путешествия?»

Я нахмурился: «Путешествия?»

«Крыса пытался найти прошлой ночью сведенья о поездках. Полеты на самолетах, пикники, заранее оплаченные расходы.» Я покачал головой: «Даже рядом ничего нет.»

«Ага, я сам догадался, что он ищет в неверном направлении. Ты – отец‑одиночка и не бываешь на пикниках.»

«Никогда.»

«Это хорошо.»

Мы все глубже заходили в библиотеку. С угла сквозь стеклянные стены мы видели редакцию секции Метро. Я заметил, что Крыса, совсем заболтавшись, продолжает разговаривать с девушкой. Я спросил: «Кен, я что‑то не совсем понимаю, почему я? Моя работа совсем не горячая. Никаких споров. Уже три года я не работаю детективом. Я даже больше не пресс‑офицер, просто связник. Занимаюсь только политикой. Почему же репортер „Таймс“ охотится за мной?» «В одиннадцать вечера в четверг, ты хочешь спросить?», спросил Кен. Он смотрел на меня, словно я идиот. Словно по подбородку у меня течет слюна. Я сказал: «Думаешь, это делают японцы?»

«Крыса наверняка выполняет их задание. Он – наемный подонок. Работает на видеостудии, на компании грамзаписей, на брокерные конторы, даже на риелтеров. Крыса теперь – консультант. Он ездит в Мерседесе‑500SL, знаешь?» «Даже так?»

«Весьма неплохо для репортерской зарплаты, не правда.?»

«Да, пожалуй.»

«Вот так. Кому ты наступил на мозоль? И это произошло прошлой ночью?»

«Наверное.»

«Потому что кто‑то вызвал Крысу и натравил на тебя.»

Я сказал: «Не могу поверить.»

«Поверь», сказал Кен. «Меня единственно беспокоит, что у Крысы есть крот в Центре Паркера. Кто‑то в департаменте выдает ему материалы внутренних расследований. В своем собственном департаменте у тебя все окей?» «Насколько я знаю, да.»

«Хорошо. Потому что Крыса прибегнет к своим обычным фокусам. Сегодня утром я говорил с Роджером Баскомбом, нашим советником.» «И что?»

«Угадай‑ка, кто позвонил ему прошлой ночью, весь кипя и бурля вопросами? Крыса. А хочешь угадать, какой задавался вопрос?» Я не ответил.

«А вопрос был такой? Представляет ли общественный интерес служба полицейского пресс‑офицера? И может ли офицер полиции подать иск за диффамацию?»

Я вымолвил: «Бож‑же мой.»

«Правильно.»

«А какой был ответ?»

«Да кому нужен ответ? Ты же знаешь, как это все работает. Все, что Крысе требуется сделать, это позвонить кое‑куда и сказать: „Хай, это Билл Вильхельм из „ЛА Таймс“. Мы завтра печатаем статью, что лейтенант Питер Смит занимается растлением детей, у вас есть какие‑нибудь комментарии?“ Несколько хорошо нацеленных звонков – и статью даже не надо печатать. Редакторы могут ее пристукнуть, но ущерб уже нанесен.»

Я ничего не ответил. Я знал, что Кен говорит правду. И много раз я видел, как это бывает.

Я спросил: «Что я могу сделать?»

Кен засмеялся: «Устроить один из знаменитых инцидентов, связанных с жестокостью полиции ЛА.»

«Не смешно.»

«В нашей газете об этом никто не напишет, могу обещать. Убей его на фиг. И даже если кто‑то снимет это на видео, да люди станут платить, чтобы только просмотреть пленку.»

«Кен.»

Кен вздохнул. «Что, нельзя помечтать? Окей, есть одна штука. В прошлом году, когда Вильхельм занимался, э‑э, сменой руководства в отделе Календаря, я получил по почте анонимный пакет.

Быстрый переход