Коннор смотрел в окно. Машина подпрыгивала на ухабах бульвара Сансет. «Несколько лет встречи происходили регулярно. Видные японские промышленники, которые присутствовали в городе, участвовали в проходящих обсуждениях о том, что должно делать с Америкой. Как должна управляться американская экономика.»

«Что‑что?»

«Да.»

«Это же оскорбительно!»

«Почему?», спросил Коннор.

«Почему? Потому что это наша страна! Не может кучка иностранцев посиживать на секретных встречах и решать, как ею управлять!» «Японцы на это смотрят по‑другому», сказал Коннор.

«Да, уж конечно! Уверен, они думают, что имеют на это чертово право!» Коннор пожал плечами. «Они действительно думают именно так. И убеждены, что заслужили право решать…»

«Боже мой…»

«…потому что сильно инвестируют в нашу экономику. Они ссудили нам кучу денег, Питер, прорву денег. Сотни миллиардов долларов. Большую часть последних пятнадцати лет торговый дефицит Соединенных Штатов с Японией составляет миллиард долларов в неделю. С этим миллиардом долларов в неделю они же должны что‑то делать. К ним устремился поток денег. Им не надо так много долларов. Что им надо делать со своими излишними миллиардами? Они решили ссужать деньги обратно нам. Наше правительство год за годом работало с бюджетным дефицитом. Мы не платили по нашим собственным программам. Поэтому японцы финансировали наш бюджетный дефицит. Они инвестировали в нас. И они ссужали свои деньги, основываясь на определенных гарантиях нашего правительства. Вашингтон заверял японцев, что мы приведем свой дом в порядок. Сократим наш дефицит. Улучшим обучение, перестроим инфраструктуру, даже повысим налоги, если необходимо. Короче, очистим нашу сцену. Потому что только тогда вложения в Америку имеют смысл.» «У‑гу», промычал я.

«Но ничего из этого мы не сделали. Мы позволили дефициту стать еще хуже и мы девальвировали доллар. Мы наполовину сократили его ценность в 1985 году. Знаешь, что это сделало с японскими инвестициями в Америке? Затрахало их. Все, что они вложили до 1984 года, теперь возвратится только половиной.» Я что‑то смутно припоминал такое. Я сказал: «Я думал, мы сделали это, чтобы сократить свой торговый дефицит, чтобы подтолкнуть экспорт.» «Да, но это не сработало. Наш торговый баланс с Японией стал еще хуже. Обычно, когда валюта девальвируется наполовину, стоимость всего импортного удваивается. Однако японцы срезали цены на свои VCR и копировальные машины и удержали свою долю рынка. Вспомни: бизнес – это война. Все, что нам в действительности удалось, это сделать американскую землю и американские компании дешевле для японцев, потому что йена теперь вдвое сильнее прежнего. Мы сами сделали так, что все самые большие банки мира теперь японские. И мы сами сделали Америку бедной страной.»

«А какое отношение это имеет к субботним встречам?» «Ну», сказал Коннор, «предположи, что у тебя дядя – пьяница. Он говорит, что если ты займешь ему денег, то он перестанет пить. Однако, пить не перестает. А тебе хочется вернуть свои деньги. Хочется спасти что еще можно из своего неудачного вложения. И, вдобавок, ты знаешь, что твой дядя, будучи пьяницей, может напиться и с кем‑нибудь подраться. Твой дядя вышел из‑под контроля. Поэтому, что‑то надо делать. И тогда вся семья садится вместе, чтобы решить, что же делать с проблемным дядюшкой. Именно это и решили сделать японцы.»

«У‑гу.» Коннор, должно быть, расслышал скептицизм в моем голосе. «Послушай», сказал он. «Выброси из головы чепуху о заговоре. Ты хочешь завоевать Японию? Ты хочешь править их страной? Конечно, нет. Ни одна разумная страна не хочет завоевать другую страну. Делать бизнес, да. Иметь связи, конечно. Но не завоевывать.