– Грязная свинья!

– Добрый, старый дядя Фрэнк, – самодовольно улыбаясь, продолжал он и снова покрутил ножом, подойдя к ней.

В комнате послышалось какое то движение, раздался скрип вращающихся деревянных блоков.

– Это еще что за черт? – Фрэнк обернулся: перед его округлившимися глазами стоял, медленно вращаясь, деревянный столб с воткнутыми в него топорами.

– Caput Mortnum, imperet tidi Dominus per vivumet devotum serpentem, – зазвучал голос, гулко отражаясь от стен.

Из угла комнаты, рассекая воздух, вылетели две цепи с крючьями на концах и вонзились в лакированную поверхность платяного шкафа. Дверцу покрыла сеть трещин с эпицентром у впившихся в дверь крючьев.

Столб медленно вращался, разматывая свисающие сверху цепи и скрипя в блоках под собственным весом.

– Fiat firmantum per Jahuve hu Zeboath… – декламировал кто то обрывок заклинания.

Пространство вокруг Фрэнка и Керсти вздрогнуло и выпустило из себя очередь вспыхивающих молний. Оставшееся в окне стекло расплавилось, обдав их жаром. Крупные горячие капли стекали на пол, скользя по подоконнику. Разряды усилились, освещая силуэты четырех кенобитов, еще некоторое время обволакиваемых сетью голубых взрывов.

– Фрэнк! – скрестив руки на груди, сказал кенобит с вбитыми в череп гвоздями в развевающейся черной мантии. – Мы пришли за тобой!

Эхо разнесло обращение, повторяя последний слог.

– Нет! – в ужасе закричал Фрэнк, пятясь назад.

– Вот мы и встретились, – продолжил кенобит с проткнутым спицей носом и шеей, растянутой на металлических штырях. – Я вижу, ты готов следовать за нами.

– Это ты меня подставила! – Фрэнк обернулся, злобно посмотрев на Керсти.

Керсти стояла рядом с ним, жалкая и растрепанная.

– Сука! – Фрэнк замахнулся на нее ножом.

Послышался свист – и его рука оказалась оттянутой крюком, впившимся в кожу.

Закричав от боли, Фрэнк выпустил зажатый в кулаке нож.

Не в силах шевельнуться или вымолвить слово, Керсти смотрела, и ее память впитывала все до мельчайших деталей. Со всех сторон во Фрэнка летели крючья, растягивая его в разные стороны, распиная на цепях.

Швы, которые Джулия наложила на спине Фрэнка, начали расползаться. Кожа оттянулась, вся в рваных дырках от крюков, готовая в любое мгновение разорваться.

– Да будет проклят Иисус, – с трудом шевеля уродливо растянутым ртом вымолвил Фрэнк, его глаза блаженно сверкали. – И имя его…

Цепи со звоном натянулись, разрывая Фрэнка на части, бесформенными кусками свисающими с крючьев, пачкающими пол и стены следами крови.

Керсти дико закричала и выбежала из комнаты.

На лестнице ее встретил кенобит с проколотыми проволокой щеками и серпом вместо руки. Он сделал выпад – серп глубоко вошел в стену.

– Надеюсь, ты не покинешь нас так быстро? – спросил кенобит и двинулся к ней, оставляя серпом на стене неровный глубокий след.

Темные капли крови выступили из поврежденной стены. Собравшись вместе, они тоненькими ручейками заскользили вниз по стене.

Где то грохнул колокол, и словно эхом ему за окном раскатился оглушительный удар грома. Керсти нырнула в открытую дверь спальни.

Посреди комнаты стояла большая кровать, из за которой поранил руку Ларри. На ней покоилось обнаженное тело Джулии, закованное в цепи. На ее синем отекшем лице играла злобная усмешка, мертвые руки сжимали сложную фигуру раскрытой шкатулки.

– У нас есть, что показать тебе, – утробным голосом изрек кенобит, появляясь за спиной Керсти в дверном проеме. – Любой эстет отдал бы половину своей никчемной жизни только за то, чтобы одним глазком увидеть это.