Карл не пробыл в Ньюкасле и трех дней, как граф Калландер предупредил Эшбернема, что им с Хадсоном надо бежать, пока их не выдали англичанам как пленных. Не долго думая, они так и сделали, и Эшбернем повез с собой первое письмо, которое Карл смог написать королеве.

Теперь король уповал, что парламент заключит с ним какую-нибудь договоренность, чтобы не допустить триумфа шотландцев. В качестве жеста доброй воли он приказал гарнизону Оксфорда сдаться и написал парламенту, выражая горячее желание установить мир и провести религиозную реформу. Он заявлял, что не желает вносить раскол между парламентом и шотландцами и готов принять условия, которые отверг в Аксбридже, и прежде всего что все назначения в армии в ближайшие семь лет останутся в руках парламента. В Вестминстере члены палаты лордов от Сити восприняли его послание благосклонно, но палата общин, где по-прежнему верховодили индепенденты, оставалась непреклонной и не соглашалась ни на какие договоренности.

На бесплодной почве Севера неисчерпаемый оптимизм короля усох. Во всех своих невзгодах он всегда был окружен почтительными слугами, и в последние месяцы катастрофы их преданность погружала его в атмосферу меланхолической, но успокаивающей привязанности. Теперь он вдруг оказался среди людей, которые винили и открыто осуждали его, людей, которые в большинстве совсем ему не нравились, которым он не доверял. Благодаря услужливости Монтрея Карл по-прежнему мог писать королеве, и ей он изливал свое отчаяние. Вот что вышло из французского плана убедить его ехать к шотландцам: он был один, без друзей, «варварски затравленный» ковенантерами, которые, очевидно, не сделают ничего, чтобы он снова стал королем. Он умолял, чтобы принца Уэльского забрали с острова Джерси и привезли к ней во Францию, где он будет в безопасности.

В таких обстоятельствах король обрадовался даже графу Ланарку, младшему брату и орудию в руках Гамильтона. Ланарк, в свое время бывший государственным секретарем Шотландии, присоединился к ковенантерам в 1644 г. и был ответствен за смерть своего предшественника на этом посту, роялиста сэра Роберта Споттисвуда. Но по крайней мере, король знал его с молодости и считал хорошо воспитанным и почтительным человеком. У него зародилась слабая надежда, что при помощи Гамильтонов он сможет создать в Шотландии свою партию. Он передал с Ланарком, что будет рад снова видеть его старшего брата.

Тем временем в Шотландии сторонники короля Монтроз и Макдоналд продолжали сражаться. Макдоналд совершал набеги на окраинные земли Аргайла и Гамильтона, острова Арран и Бьют и полуостров Кинтайр. Кемпбеллы, ослабленные из-за потерь под Инверлохами, не могли постоять за себя. Обложив данью рыбацкие деревни, Макдоналды оставались там до тех пор, пока получали еду и деньги. Аргайл, зависевший от этих земель, поскольку оттуда он пополнял запасы овса и сельди, которые регулярно отправлял в Ольстер шотландским войскам под началом Монро, был так обеспокоен, что отправился в Ирландию, чтобы посмотреть, что нужно и можно сделать. По пути из Эдинбурга на запад он в Стерлинге наткнулся на полк Кемпбеллов, который под Калландером побывал в жесточайшей схватке с людьми из Атолла, которыми командовал кузен Монтроза Инчбрейк. Таким образом, в Шотландии роялисты были все еще очень активны.

Да, они были активны и многочисленны, но не едины. Монтроз тщетно пытался убедить Хантли присоединиться к нему для совместных действий, но тот объявил себя независимым командующим и вел свою малоэффективную войну, в которой его младший сын лорд Льюис Гордон в пику Монтрозу потерял всю территорию от Спейсайда до Инвернесса. Правда, вождь клана Макензи Сифорт после долгих колебаний объявил себя сторонником короля. Монтроз поехал на север, чтобы провести с ним консультации, и на какой-то момент стало казаться, что страна до самого Инвернесса может восстать. Сифорт выпустил манифест против партии Аргайла и, по слухам, имел 5000 вооруженных людей.