— Я вступаю в процесс на стадии обжалования в Верховный суд…

Она ознакомилась с аудиокассетами, полученными от отца Гии, и их содержание внушало ей некоторый оптимизм.

Макс уверял, что убийство совершили другие парни…

В любом случае это был повод для кассации.

— Я использую эти записи, но… В Израиле, как и в России, как везде, прокуратура не любит признаваться в том, что посадила невиновных…

— Какой срок тут на подачу кассационной жалобы?

— Огромный: два месяца.

— Когда может быть суд?

— Нескоро. Я даже не уверена, что суд состоится в этом году. При возникновении новых обстоятельств дело передадут на новое рассмотрение. Для нас это хорошо…

Когда я появился в её офисе на Кинг-Джордж, Леа как раз собиралась в тюрьму на встречу с подзащитным.

— Я могу проводить вас?

— Конечно.

Мы ехали в такси.

— Показания Макса о том, что убийство совершили другие парни, могут помочь нам?

— Трудно сказать. Прокуратура может предложить Максу судебную сделку…

Мои знания израильского уголовного процесса были ничтожны.

— Прокуратуре важно, чтобы арест Гии и Бориса был оправданным. За это прокуратура может предоставить Максу статус так называемого государственного свидетеля…

— Но каким образом…

— Макс может сказать: «Да, настоящие убийцы — другие люди. Они сделали свое дело и ушли, а потом я увидел Гию…» — С лица Леа не сходила вежливая профессиональная улыбка. — Или Борю. Или обоих вместе… «Они вынесли из дома сумку». Или — «кейс с деньгами…».

— И Макс будет освобожден от ответственности?

— По этому делу — да! А Гия и Борис получат наказание.

— Хотя инициаторы убийства Король и Муса. А кейс с документами взял кто-то из них…

— Разве прокуратура признается в том, что арестовала невиновных?! Мальчишек, которые распустили павлиньи хвосты перед девочками!..

— Из тюрьмы общество получит преступников.

Прокуратура везде поступала одинаково…

Мы вышли из такси у здания полиции на Русском подворье.

Леа везла с собой пакет.

— Это Гии. У него день рождения.

— Я подожду вас.

В ожидании Леа я побродил по Яффо.

В кафе по соседству я увидел свободный столик. Сел у окна. Отсюда мне была видна площадь Кикар Цион. Место Амрана Коэна, которое потом заняла другая нищенка, тоже подвергшаяся нападению, пустовало. По соседству новый убогий уже тряс пластмассовым стаканом с мелочью.

Израильский уголовный процесс ничего не имел общего с российским…

Можно было лишь удивляться.

В суд из прокуратуры поступало тут не все уголовное дело, как у нас, а лишь несколько листочков — копия обвинительного заключения со списком свидетелей обвинения.

Первыми в списке шли следователи, которые вели дело. Они должны были засвидетельствовать перед судьями тот факт, что показания обвиняемыми давались добровольно, без всякого принуждения с их стороны…

Если обвиняемый соглашался с предъявленным ему обвинением и мерой наказания, которую предлагал прокурор, то они заключали между собой соглашение. Следствие прекращалось. Суду оставалось тогда только объявить меру наказания. Свидетели в суд не вызывались, материалы следствия не ревизовались…

Я расплатился за кофе. Горбатой улочкой, ведущей к Русскому подворью, поднялся к ИВС.

Леа уже ждала меня.

— Гии прокуратура тоже предлагала соглашение: «Мы не будем обвинять в убийстве, снимем грабеж.