|
. (Он дернул бульдога.) Когда Тюльпан смотрит с крыши на Джину Лоллобриджиду, видит её грудь, а она спрашивает: „Что вам оттуда видно?“ А он: „Какая панорама… Японский бог!“ — „Да-а… Спасибо“. И положила трубку… А я уже не усну! Из-за нее, из-за суки… — Он слегка косил маленькими глазками. — А потом включаю радио, слышу: „…Большая работа по изучению адаптации молодежи и оказанию психологической поддержки наиболее проблемной её части…“ Она!
Арье выругался. С утра надо было снова вкалывать. Он уставился на встречных. — Сейчас бы на пенсию! Это дело! Первым чувством, возникшим при виде интеллигентной пожилой пары, держащей друг друга за руку, была беспричинная злоба… Предки создали тут удобный для себя мир, с ежемесячными пособиями, социальными надбавками, возможностью потихоньку работать — сторожить, обихаживать лежачих больных, сидеть с детьми… Возле паба «Сицилийская мафия», закрытого по случаю праздника — особенность здешней жизни! — они развернулись в сторону лежащего на холмах района Гило. Вдоль не затихавшего ни на минуту шоссе тянулась арабская деревня. В каменных особняках горели огни. Такси-«мерседес» остановилось чуть впереди у ближайшей лавки. Худой, лет сорока араб вышел из машины. Оказался рядом с компанией. Ленка рассмотрела его. Продолговатое тонкое лицо без щек, острая бородка торчком, быстрые глаза, на голове то ли узкая чалма, то ли белый шарф вокруг лба, распущенный конец вольно отброшен на спину. Халат, белые носки, брюки. Рядом показалось существо женского рода, во всем черном шелковом, с лицом, закрытым накидкой. На ней были черные блестящие туфельки, маленькие руки облекали черные перчатки. Два израильских араба на машине встречали приехавших — отъевшиеся, веселые. Женщина, словно не заметив их, прошла мимо к машине. Прибывшие и встречавшие радостно не менее четырех-пяти раз приложились друг к другу щеками… Ленка на секунду прижала Борькину ладонь к груди, он ошутил почти каучуковую твердость теннисного мяча. — Тебе интересно, какая она там вся из себя под вуалью? Как ты себе её представляешь? — Вроде тебя… — Ну все же! — Трусики, резинки. — Небогатая же у тебя фантазия, Боря! — Надеешься развить… — В Кордове… — Я тебе говорил, оставь это! Они говорили довольно громко. Вика шла рядом, украдкой поглядывала на часы: ей хотелось уединиться с Гией в подъезде до того, как они разойдутся. Внутри у нее все ждало… Но, похоже, этому не суждено было сбыться. Вика не обратила внимания на разговор, но Гия, по-видимому, понял в чем дело, взглянул косо-неодобрительно. Ленка добавила, не понизив голоса — пусть слышит! — А еще лучше — на Гавайях. Какие там кровати в отелях! Я видела рекламу. Повернули назад. У домов пышно цвела бугенвиллея — фиолетовые, сиреневые, красные цветы, совсем разные на одном дереве… Ленка сломала веточку. — Удивительное дерево. В курсе? Растет только там, где само захочет. Где для него благоприятная аура… Обычно в монастырях, у храмов… У Борькиного дома еще постояли, напротив окон, за которыми было совершено убийство. — Я слышала: если человека погубили, душа несколько дней после смерти приходит на место, где это случилось… Смотри! Не заметил?! Мне показалось, мелькнул огонь внутри!
Я приехал на Кутузовский проспект с опозданием. Марина и мой партнер Петр ждали меня. |
