-  Да ты чего, Полина? - Ошарашенный Зверев тоже опустился на колени. - Я же не в плен туда сдаюсь. С ратью идем, с людьми многими. И не воевать - строиться. На речном острове, в глухих лесах. Ни одна собака к нам не проберется. Ну же, милая. Что с тобой, любимая моя?

    -  Не хочу… - Женщина дернула прикрепленный к кокошнику платок, закрыла глаза. - Думала уж, навеки потеряла. Едва вернулся, едва слюбились, едва вместе стали - и снова… Не хочу. Не уходи. Не уходи, родный мой.

    -  Я вернусь, - обнял ее и прижал к себе Андрей. - Вернусь. Нет такой силы, что могла бы нас разлучить, суженая моя. Ни в этом мире, ни в иных местах. Я вернусь. Но ехать придется. Такая уж наша княжеская доля, Полинушка.

    -  Больным скажись, любый мой, немочным. Сердечко мое стучит, неладное чует. Не уходи!

    -  Не могу, любимая. Ты сама сделала меня князем Сакульским. В нашем роду не должно быть трусов. Человек, который боится пролить кровь за свою землю, не имеет права называться князем. Это уже смерд.

    -  Я тебя и простым смердом любить стану!

    -  Я знаю, Полинушка. Но простым смердом я буду недостоин твоей любви.

    -  Сердце колет, Андрюша. Предчувствие у меня дурное.

    -  Я дал слово, Полина. Я должен поставить эту чертову крепость! Хотя бы ради того, чтобы нашего сына никто не называл сыном лжеца. Это нужно мне, это нужно государю, это нужно людям русским, в конце концов! Я могу остановить татарские набеги, ты это понимаешь? Остановить напасть татарскую раз и навсегда! Могу, Полина! Неужели ты хочешь, чтобы эта честь досталась кому-то другому?

    -  Я хочу, чтобы ты оставался со мной… - опять повторила женщина. - Пусть весь мир рухнет - какое нам дело? Мы здесь от всех далеко, переживем. Оставайся…

    Андрей вздрогнул: Полина даже не подозревала, насколько близко ее надежда совпадала с жутким пророчеством Лютобора: «Со всей Руси выживут лишь те, кто в непроходимых северных лесах окажется». Он отстранился и холодно произнес:

    -  Для того Господь и создал русских мужчин, чтобы кто-то не давал миру рухнуть. Я отъезжаю завтра на рассвете, со всеми здоровыми холопами. Вели приготовить лошадей. Отриконь пойдем, без обоза, иначе не обернуться. Припаса нам надобно на пять дней пути, сменное белье каждому. Ратное снаряжение Пахом соберет.

    -  Тогда я поеду с тобой!

    Вместо ответа Андрей просто привлек ее к себе и крепко поцеловал в соленые губы. Полина в его руках обмякла - и смирилась.

    * * *

    Дружина князя Сакульского тронулась в путь через час после рассвета. Первыми, сверкая начищенными кольчугами, куяками и колонтарями, придерживая у седла нацеленные в небо рогатины, с бердышами за спиной, на дорогу выехали холопы. Вслед продавшим волю ради ратной славы удальцам смотрели с тревогой отцы, махали, утирая слезы, многочисленные мамки и девки. Чай, все холопы свои были, здешние. У всех и родичи имелись, и друзья. А у иных уже и девки завелись. Было кому проводить.

    Когда навьюченные заводные кони ушли с площади перед крыльцом, Андрей поцеловал жену последний раз, сбежал вниз, поднялся в седло, тронул пятками гнедого жеребца. Не удержался - оглянулся назад.

    Полина не отрывала от него глаз, крепко вцепившись в перила.

    Странно… Вроде ничего в ней за последние три года не изменилось. То же упитанное тело, те же маленькие глаза, игрушечный ротик и носик на большом лице, спрятанные под черный платок волосы.