Он протер глаза и взял в руки винтовку. Никогда прежде он не замечал, как усыпляюще действует американское солнце, американский воздух,
дремотный, баюкающий гул Ниагары. До сих пор все это, казалось, скорее располагало к бодрствованию...
Не ел бы он так много да так быстро, не сморило бы его сейчас. А как вегетарианцы - никогда не дремлют даже?
Он снова вздрогнул и проснулся.
Если он чего-нибудь не предпримет, то он уснет, а если он уснет, то можно ставить десять против одного, что они найдут его, пока он тут
храпит, и сразу прикончат. Если же он так и будет сидеть, не шелохнувшись, не дыша, он непременно уснет. Лучше уж, решил он, рискнуть самому
напасть на них. Он чувствовал, что роковой сон в конце концов одолеет его, обязательно одолеет.
Им-то хорошо: один спит, другой караулит. А ведь если вдуматься, они так и будут поступать: один будет делать все, что нужно, а другой -
лежать в укрытии поблизости, готовый стрелять. Один может даже изобразить из себя приманку...
Тут он задумался о приманках: ну и дурень же он - ну зачем ему понадобилось выбрасывать свою фуражку! Нацепить бы ее на палку, так ей цены
бы не было, особенно ночью.
Он обнаружил, что ему хочется пить. Эту проблему он разрешил, засунув в рот голыш. Но тут к нему опять стал подкрадываться сон.
Он понял, что должен перейти в нападение.
Подобно многим великим полководцам прошлого, он обнаружил, что обоз - иными словами, консервы - очень стеснит его в походе. В конце концов
он решил переложить мясо в карманы, а банку бросить. Это, вероятно, был не идеальный выход, но во время кампании приходится идти на некоторые
жертвы.
Он прополз на животе ярдов десять, но тут мысль о значении происходящего на время парализовала его.
День был тихий. Грохот водопада только подчеркивал эту необъятную тишину. Вот он всячески изыскивает способ, как бы половчее убить двух
людей, которые, наверное, лучше его. А они изыскивают способ, как бы половчее убить его. Что делают они под покровом этой тишины?
А что, если он вдруг наткнется на них и выстрелит - и промахнется?
10
Он полз и останавливался, прислушиваясь, и снова полз, пока окончательно не стемнело, и, безусловно, германский Александр со своим
адъютантом занимались тем же. Если бы на большой карте Козьего острова нанести эти стратегические передвижения красными и синими линиями, то,
несомненно, эти линии не раз переплетались бы, и все же на протяжении этого бесконечного дня утомительного бдения ни одна из сторон не смогла
выследить другую. Берт не знал, близко ли он от них или далеко. Ночь застала его - уже не сонным, а изнывающим от жажды - недалеко от
американского водопада. Его осенила мысль, что противники могут прятаться в обломке "Гогенцоллерна", застрявшем на Зеленом острове. Он вдруг
осмелел, перестал прятаться и рысцой побежал через мостик. Он никого не обнаружил. Это было первый раз, что он приблизился к останкам воздушного
гиганта и теперь в неясном свете с любопытством обследовал их. Он обнаружил, что передняя каюта почти не пострадала, только дверь оказалась в
полу да затопило один угол. Он залез внутрь, напился, а потом ему пришла в голову блестящая идея закрыть дверь и на ней лечь спать.
Но теперь он уже совсем не хотел спать.
Под утро он все же задремал, и когда проснулся, оказалось, что солнце стоит уже высоко. |