Изменить размер шрифта - +
  Здесь,
справа.
   Мужчина закурил сигарету. Керн, словно прикованный, смотрел  на  пухлую
руку со вздувшимися венами, которая держала спичку. Через  два  часа  этот
человек закроет свой письменный  стол  и  отправится  ужинать;  потом  он,
возможно, сыграет партию в тарокк и выпьет пару стаканчиков молодого вина;
около одиннадцати он зевнет, рассчитается и скажет: "Я устал. Пойду домой.
Спать". Домой! Спать! В это время на  леса  и  поля  у  границы  опустится
глубокая ночь, кругом  темнота,  неизвестность,  страх  и  затерявшаяся  в
огромном мире, спотыкающаяся,  усталая,  тоскующая  по  людям  и  боящаяся
людей, крошечная искорка жизни - Людвиг Керн. И это все  из-за  того,  что
его  и  скучающего  чиновника  за  письменным  столом  разделяла   бумага,
называемая паспортом. У них одна и та же температура тела, их глаза  имели
одно и то же строение, их нервы одинаково реагировали  на  одно  и  то  же
раздражение, их мысли текли по одним  и  тем  же  руслам,  и  все-таки  их
разделяла пропасть - ничего не было у них одинакового: удовольствие одного
было мучением другого, один обладал всем  -  другой  ничем;  и  пропастью,
которая разделяла их, являлась эта бумага,  на  которой  ничего  не  было,
кроме имени и ничего не значащих данных.
   - Здесь, справа, - сказал чиновник. - Имя и фамилию.
   Керн взял себя в руки и подписал.
   - К какой границе вас доставить? - спросил чиновник.
   - К чешской.
   - Хорошо. Через час вы поедете. Кто-нибудь вас отвезет.
   - У меня остались кое-какие вещи в доме, где я жил.  Могу  я  зайти  за
ними?
   - Какие вещи?
   - Чемодан с бельем и всякой мелочью.
   - Хорошо. Скажите об этом чиновнику, который вас повезет к границе.  По
пути вы сможете зайти.
   Инспектор снова отвел Керна вниз и вызвал Штайнера.
   - Ну как? - спросил Цыпленок с любопытством.
   - Через час нас отправят.
   - Иисус Христос! - запричитал поляк. - Опять начнутся муки.
   - Ты хочешь остаться здесь? - спросил Цыпленок.
   - Если еда лучше... и маленький пост кальфактора, то я отшень охотно.
   Керн достал носовой платок и-почистил, насколько  было  возможно,  свой
костюм. За четырнадцать дней рубашка стала грязной. Он перевернул  манжеты
на левую сторону. Он всегда следил за манжетами. Поляк посмотрел на него.
   - Через год-два тебе будет безразлично, - изрек он, словно пророк.
   - Куда ты подашься? - спросил Цыпленок.
   - В Чехословакию. А ты? В Венгрию?
   - В Швейцарию. Уже решил. Поедем со мной? А оттуда мы потом переберемся
дальше, во Францию.
   Керн покачал головой:
   - Нет, я хочу добраться до Праги.
   Через несколько минут Штайнера привели в камеру.
   - Ты знаешь, как зовут того полицейского, который ударил меня  по  лицу
во  время  ареста?  -  спросил  он  Керна.  -  Леопольд  Шефер.  Живет  на
Траутенаугассе, 27. Я узнал об этом из протокола. Конечно, там  говорилось
не о том, что он меня ударил, а о том, что я ему угрожал.
Быстрый переход