Изменить размер шрифта - +
Более девяноста процентов женщин, обнаруживших у себя рак груди на ранней стадии и прошедших курс лечения, через пять лет считаются излечившимися.

Пять лет?  Пустяк. Молли будет всего восемь, совсем еще маленькая. Кто станет водить ее в школу и забирать ее оттуда? Кто обучит ее всему, чему следует ее обучить? А оставить ее одну с Грантом… она отбросила эту мысль, даже не додумав ее до конца.

Доктор Нил придвинулась к ней поближе и скрестила руки на груди:

– В США более двух миллионов женщин перенесли эту операцию и остались живы, Дана.

– А сколько тех, кто не остался? – спросила Дана и тут же пожалела об этом.

Доктор Нил опять откинулась в кресле:

– Сорок четыре тысячи за прошлый год.

 

17

 

На обратном пути из клиники Дана не могла отделаться от этой мысли. Она приговорена. Злокачественная опухоль. Рак. Злокачественная опухоль. Рак.  Как ни храбрилась она в кабинете у доктора Нил, сейчас она рухнула под натиском этой безжалостной правды. У нее рак, и сколько бы ни приукрашивала этот факт доктор Нил с ее улыбчивым персоналом, нежными тонами приемной и оптимистическими данными статистики, она не могла отрицать, что рак груди – по‑прежнему болезнь смертельная.

Дана взглянула наверх, где кучерявились белые облака. В детстве она верила, что на таких облаках обитают ангелы и что там же находятся райские врата. Ей хотелось думать, что и Джеймс сейчас там и чувствует, как он ей нужен, как всегда чувствовал это при жизни. Ей хотелось попросить у него помощи. Хотелось просить помощи у Бога. Но с Богом она давно уже потеряла всякую связь. До похорон Джеймса она даже не помнила, когда в последний раз была в церкви или беседовала с Господом.

Когда загонят в угол, всякий уверует,  – это тоже любил повторять отец.

А что, если помолиться, воззвав о помощи? Будет ли это лицемерием? Ведь Бог милостив, не так ли? Нет, теперь она в этом не уверена.

На Пятой она свернула влево и поехала в сторону Олив‑стрит и работы. «Это поможет, – сказала она, обращаясь к облакам. Из глаз полились слезы. – Поможет».

Она подкатила к обочине и разрыдалась; плечи ее тряслись. Это слишком! Слишком для одного человека! Она схватила сотовый и стала рыться в блокноте в поисках номера, переписанного с памятки, оставленной на холодильнике. Нашла номер и набрала его. Ответившего портье отеля она попросила соединить ее с номером Гранта Брауна. Соединили почти сразу же. Женский голос.

Дана досадливо нажала кнопку отбоя. Проверила цифры и вновь набрала их. Когда служащая отеля отозвалась, Дана сказала:

– Я не номер, забронированный фирмой, просила. Мне нужен номер Брауна, его личный номер.

– Но на это имя только один номер, – возразила женщина.

Дана похолодела.

– Соединить?

Ответить она не могла. Мысли вихрем кружились в голове, в горле пересохло.

– Проверьте, пожалуйста, номер, забронированный фирмой «Максвелл, Левит и Трумэн», – сказала она очень тихо, почти шепотом. – Это адвокатская контора моего мужа.

После секундной паузы послышалось:

– Под таким названием у нас забронированного номера нет. Вас соединить с личным номером вашего мужа?

– Да, – сказала она и зажмурилась, слушая звонок. Ответил тот же женский голос. Дана собралась с духом.

– Можно Гранта?

Пауза.

– Хм… Его нет. Он в суде. Что‑нибудь передать?

– Нет, – сказала Дана. – Не надо.

И трубку, она нажала кнопку отбоя. Слезы горечи теперь мешались в ней со слезами досады и гнева. Она швырнула сотовый на сиденье рядом и с размаху ударила по рулю.

Быстрый переход