Кроме того, мне всегда импонировала эта социалистическая вера в человека, в противопоставление Богу. Эта идея имела большую романтическую притягательность. — Дэвис замолчал на минуту, затем продолжил: — Время показало, что они ошибались, ведь это естественно: человек несовершенен, а Бог совершенен по определению. Это неравный бой. Легче доверять Богу, которого не видишь, чем соседу, которого видишь каждый день.
— Но с катарами все не так. — Гутьеррес решился возразить своему шефу. — У них Бог несовершенен.
— Ах, да! Ведь они манихеи, дуалисты, хоть и не полностью, — ответил Дэвис, довольный возможностью подискутировать. — Будь они абсолютными дуалистами, они бы верили, что злое начало так же могущественно, как и доброе. Но вся беда в том, что настоящие манихеи не могут существовать в нашем мире, где черного и белого уже почти нет, где доминируют серые оттенки.
— Да, это верно. Современные катары уже не называют древнего злого Бога по имени, а заменяют его на «созидательное начало» или даже просто природу, — согласился телохранитель.
— Конечно, новые религии должны делать хороший маркетинг, и судя по тому, что ты мне рассказал, катары очень неплохо приспособились в современном мире и процветают. По крайней мере, здесь, в Калифорнии. Истинное христианство и реинкарнация! Это комбинация позабористей рома с кока-колой!
Дэвис погрузился в молчание, разглядывая свой стакан, как будто пытаясь в нем найти ответ. Гутьеррес смаковал виски, восхищаясь продуманной двусмысленностью слов старика.
— Скажи-ка, что еще выяснил наш человек в катарском клубе? — поинтересовался старик.
— Ничего нового. Религиозная структура, управляемая Петером Дюбуа, понятна, все ясно и с идеологией под руководством Кевина Кеплера, преподавателя университета Лос-Анджелеса. — Тон Гутьерреса стал более официальным. Он просто сообщал информацию. — Но мы уверены, что в организации существует закрытая для посторонних группа, властная структура, куда наш человек не смог проникнуть. Кажется, Дюбуа и Кеплер следуют указаниям некого тайного лидера. Мы не знаем, кто он, а также личностей большинства членов организации. Те, кто приходят в клуб, не более чем простые верующие, не играющие решающей роли.
— Как бы ты определил их политические пристрастия?
— Судя по тому, что они говорят, организация близка правому крылу демократической партии. И, несмотря на несомненную разницу, катары напоминают мне франкмасонов.
— Это интересно. Они тоже гуманисты, хотя и светские, и верят в то, что человек рождается для добра.
— Да, и у них тоже существует закрытая для непосвященных структура и другие явные совпадения.
— Какие же?
— Французское происхождение. Дюбуа — потомок французов, и все значимые для катаризма события произошли на юге Франции. — Было очевидно, что преторианец, как всегда, покопался в данном вопросе глубже, чем просил Дэвис. — Они совпадают и в признании полноты прав женщин. В среде катаров женщина может достичь высшего религиозного сана, у масонов таким же образом женщина может называться Великим Учителем.
Обе организации исповедуют терпимость, свободу, братство; катары, как и масоны, признают только Евангелие от Иоанна.
— Интересно. Ты думаешь, они связаны?
— Может быть.
— Могли ли катары внедрить своих адептов в корпорацию, как на то намекает Бек?
— Это вполне возможно. Кеплер казался очень заинтересованным, когда наш человек сообщил, что работает у нас, и подробно расспрашивал его о характере работы.
— Твой человек узнал кого-нибудь из корпорации? — Старик привстал в кресле и наклонился к нему с явным интересом. |