Кровавый разгул и пьянство доходили до такой крайности, что вызывали отвращение даже у бывалых солдат, закаленных в многочисленных боях. Один из французских рыцарей как-то обратился к аббату Альмерику, спрашивая, как отличить еретиков от верных католиков.

Ответ аббата вошел в историю: «Не беспокойтесь об этом. Убивайте всех подряд. Бог сам распознает своих».

Так и поступали.

Менее кровавым, но не менее жестоким было взятие Каркассона и других небольших поселений, где крестоносцы сеяли смерть и ужас.

Большинство французов, с отвращением убедившись, что благородный крестовый поход превратился в кровавую бойню, вернулись в свои земли, как только закончились сорок дней их контракта. Маленький барон Иль-де-Франса по имени Симон де Монфор, нашедший в этой резне свое призвание, и аббат Альмерик возглавили поход после того, как ушли прежние командиры.

Дуглас к тому моменту еще не удовлетворил свою жажду мести, так как замок Линды все еще оставался нетронутым. Он оставался в рядах крестоносцев, которые остановились на зимовку в хорошо укрепленной крепости Каркассона.

Уход большей части рыцарей не стал проблемой, так как в следующем году католическая Церковь снова призвала католиков в крестовый поход, и новые орды истинных верующих, вместе с торговцами и мошенниками, явились с севера.

Симон де Монфор и аббат возобновили военные нападения, встретившие крайне слабое сопротивление.

Окситанская знать была разобщена и потеряла военные навыки, совершенствуясь в турнирах и почитании прекрасных дам. Их подданные, в большинстве своем католики, не испытывали желания воевать против папских крестоносцев, поскольку Папа был и оставался их духовным лидером. Со своей стороны, катары считали оружие инструментом дьявола, а войну и насилие — сатанинскими замыслами. Эти убеждения были так сильны, что Добрым Людям запрещалось воевать и даже просто защищать свою жизнь. В то же время мотивация крестоносцев, которые в бою завоевывали рай и богатства, была очень высокой. Села и замки сдавались один за другим.

А между тем ты, король Педро, с тревогой наблюдал за наступлением альмохадов с юга и не хотел вмешиваться в войну на севере.

Единственным способом сопротивления катаров была верность своей религии. Они не отказывались от нее, и в результате тысячи и тысячи верующих шли на костры.

Когда подошла очередь замка Линды, Дуглас попросил для себя особой привилегии как вознаграждения за его подвиги в крестовом походе. Замок сопротивлялся несколько недолгих недель, и в конце концов брешь в стене решила его судьбу. Враги вошли в замок. Как обычно, началось побоище, но Дуглас сохранил жизнь Линде и ее семье и бросил их в застенки.

Держа в заложниках ее семью, Дуглас смог подчинить девушку своей воле. Это была сладкая и приятная месть.

Она уступила Дугласу, ведь тело — это творение дьявола, и тело не загрязняет душу, творения Бога милосердного. Она не согласилась выйти замуж за Дугласа и, превратившись в его наложницу, отказалась стать его дамой сердца. И так и не отреклась от катарской веры.

Очень скоро ситуация стала невыносимой для него. Имея в любовницах известную и строптивую катарку, Дуглас попал в сомнительное положение в глазах католических церковников. Они интересовались, не отравит ли катарский яд Линды его чистое сердце крестоносца. Постепенно его положение стало таким хрупким, что он сам рисковал окончить жизнь на костре.

В конце концов, в один прекрасный день, он в последний раз предложил Линде отказаться от катарской веры и стать хозяйкой замка. Она ответила ему теми же самыми стихами, что когда-то сделали его посмешищем всего баронского двора. Дуглас разъярился и отдал ее на поругание двум своим заместителям. Они провели с ней целую ночь, а на следующий день он передал Линду и ее семью в руки инквизиторов. Все они были сожжены в тот же день, так и не отказавшись от своей веры.