И после исчезновения Вотского майор продолжал наблюдать за сферой до тех пор, пока у него не начали болеть глаза. Тогда он повернулся, прошел по дорожке до кольцеобразной платформы и стал подниматься по деревянным ступеням к жерлу шахты, пронизывающей магмассу. Именно там, на площадке возле шахты, его ожидал Виктор Лучов. Подойдя к нему, майор произнес:

– Директор Лучов, я отметил, что вы устранились от данного эксперимента. Ваше отсутствие может показаться подозрительным! – Тон его голоса был нейтральным, а может, даже слегка оправдывающимся.

– И впредь я буду продолжать воздерживаться от таких... актов! – ответил Лучов. – Это вы служите в КГБ, майор, а я являюсь ученым. Вы называете это экспериментом, а я называю это смертной казнью. Насколько я понимаю – двойной казнью. Я полагал, что к этому времени все будет кончено, иначе не появился бы здесь. Но, к сожалению, я видел отбытие бедняги Вотского. Да, это грубый и жестокий человек, и все же я жалею его. Скажите, а каким образом вы собираетесь объяснить это своему начальству в Москве, а?

Майор слегка побледнел, ноздри его начали раздуваться, но ответил он уверенным голосом:

– Процедуры, в соответствии с которыми я подаю свои рапорты, – это мое дело, директор. Вы правы: вы являетесь ученым, а я являюсь работником КГБ, но обратите внимание – когда я произношу слово “ученый”, оно не звучит в моих устах как “свинья”. К тому же, я посоветовал бы вам не так часто злоупотреблять термином КГБ. Неужели тот факт, что я могу выполнять ряд неблагодарных работ лучше, чем вы, делает меня менее полезным работником? Мне кажется, дело обстоит как раз наоборот. И можете ли вы мне искренне сказать, что как ученый совершенно не взволнованы открывающимися здесь перед нами возможностями?

– Вы выполняете эти “задачи” лучше, чем я, потому что я ни за что не стал бы выполнять их, – почти прокричал Лучов. – О Господи, я... я...

– В чем дело, директор? – майор вопросительно приподнял бровь. Теперь его губы сжались в жесткую тонкую линию.

– Некоторые люди никогда ничему не научатся! – бушевал Лучов. – Слушайте, вы уже забыли про Нюрнбергский процесс? Вам не известно, что по сию пору людей привлекают к суду за... – заметив выражение лица майора, он оборвал себя на полуслове.

– То есть, вы сравниваете меня с нацистскими военными преступниками? – теперь майор был смертельно бледен.

– Этот человек, – Лучов указал дрожащим пальцем на сферу, – был одним из наших!

– Да, он был нашим, – кивнул Чингиз. – Кроме того, он был психопатически груб, лжив, склонен к невыполнению приказов и опасен тем, что был способен нарушить присягу! И вас никогда не удивляло, что я ни разу не наказал его? Вы полагаете, что вам здесь все известно, директор? Так вот – вы ошибаетесь. Вам известно, где работал Вотский перед тем, как стать моим подчиненным? Он был личным телохранителем самого Юрия Андропова, а нам до сих пор неизвестно, каким образом тот умер. Но этот факт никто не стал особенно раскапывать, а ведь Андропов собирался выгнать его с работы. Да уж, поверьте мне, Карл Вотский был темной лошадкой! А теперь я собираюсь рассказать вам, за что его отослали сюда...

– Я... Я считаю, что в этом нет никакой необходимости, – Лучов ухватился за перила, поскольку его шатало. Кровь отлила от его лица, и он теперь был так же бледен, как и майор. – Мне кажется, я уже знаю.

Майор понизил голос.

– Я все равно расскажу вам, – почти прошептал он. – Если бы не эта сегодняшняя промашка, Карл Вотский стал бы следующим нашим “добровольцем”! Так что не жалейте его, директор, ему в любом случае оставалось быть здесь недолго.