Наконец агент получил все, что мог унести на себе, сохранив какую‑то способность передвигаться. Он отказался от огромного ножа лесоруба, который весил добрые три фунта. Зато взял небольшой, острый, как бритва, топорик, который мог служить и оружием, но был в то же время исключительно полезным инструментом.

Наконец майор прошел через круг людей, занимавшихся Джазом, и сказал:

– Ну, что ж, Майкл, пора. Если бы я верил, что ты примешь мои добрые пожелания, я непременно высказал бы их.

– Что? – Джаз оглядел майора с ног до головы. – Я бы не предложил тебе и дерьма, товарищ, уголки рта майора опустились.

– Очень хорошо, – сказал он, – будь крутым! И оставайся крутым, Майкл. Кто знает, может, именно таким путем тебе и удастся выжить. Но если ты найдешь дорогу, ведущую сюда, мы будем ждать тебя у выхода. А потом я пожелаю подробно выслушать тебя. Понимаешь, возможно, нам придется вводить туда армию, и очень полезно было бы заранее знать, какие там условия, – он кивнул Вотскому.

– Пошли, англичанин, – огромный русский подтолкнул его стволом автомата.

Джаз прошел по мосткам несколько шагов, оглянулся, пожал плечами и уставился на сферу. Темные очки частично защищали глаза от ее сияния, но уже сама пустота поверхности сферы воспринималась болезненно – это было похоже на неработающий канал на экране включенного телевизора. “Кольца Сатурна” остались позади, и Джаз продвигался вдоль дорожки. Расцарапанные доски под ногами подсказали ему, что на этом месте погиб тот “воин”, и он вновь вспомнил вопль этого существа: “Вамфири!”. Потом...

...Потом они дошли до сферы. Джаз остановился и протянул вперед руку. Его пальцы легко вошли в белый шар света, не ощутив никакого сопротивления. Однако когда он начал вынимать оттуда руку, то почувствовал вязкость какой‑то среды, ощутил, как сфера пытается задержать его. Она не хотела отпускать его с самого первого момента проникновения. Ему удалось вытащить руку, но не без усилий.

– Не спеши, – посоветовал Вотский, стоявший позади него. – Не рвись вперед, англичанин. Тебе понадобится еще это. – Он подвесил цилиндрическую алюминиевую бутыль к рюкзаку Джаза – жидкость для огнемета. Потом сказал:

– Повернись кругом.

Джаз повиновался. Вотский усмехнулся и сказал:

– Ты очень бледен, англичанин! Потряхивает немножко, а?

– Немножко, – правдиво ответил Джаз. Теперь, когда предстояло совершить неизбежное, он действительно чувствовал себя не лучшим образом. Ему было бы гораздо хуже, если бы он сосредоточился на своих ощущениях, а не на чем‑то совершенно ином.

Вотский несколько секунд смотрел ему в лицо, а потом сказал:

– Ха! Не знаю, может быть, ты герой, а может быть... просто глуповат! Но так или иначе – держи, – он вынул магазин из автомата и вручил оружие Джазу. Потом, прищелкнув языком, добавил:

– А может, ты хочешь и это, англичанин? – он подбросил на ладони магазин с патронами. – Было бы гораздо удобней иметь его сейчас при себе, чем в рюкзаке, верно?

Лицо его собеседника было очень сосредоточенным, на нем нельзя было обнаружить никаких эмоций, и Вотскому вдруг пришло в голову: “Что‑то здесь не так!”. Он перестал улыбаться и сделал шаг назад.

Правая рука Джаза скользнула в карман боевого комбинезона и выудила оттуда ржавый, но вполне исправный магазин. Одним плавным движением он загнал магазин на место и дослал патрон в ствол.

– Стоять и не двигаться! – крикнул он Вотскому. Вотский застыл. Джаз подошел поближе и ткнул мушкой автомага в подбородок русского, а потом мягко сказал:

– Забавно, но ты кажешься немножко бледным, Иван.