Лед внутри нее разломился. Бурлящие воды, освободившись от оков, беспрепятственно понеслись к морю. И она захотела устремиться к нему, образовать с ним одно целое, как сливаются по весне ручьи, смешивая свои воды.

Возможно ли такое между людьми?

Скажи мне, чего ты хочешь.

— Я хочу…

Если она разделит с ним ложе, кому-то придется быть сверху, подчиняя себе второго. Чтобы соединиться с ним по-настоящему, она должна сбросить броню. Отринуть напускную храбрость, перестать притворяться. Иными словами, она должна сдаться.

— Скажи.

Как это можно передать словами?

— Я хочу… быть с тобой. Но только все должно быть по-другому.

— Все и будет по-другому, ведь я сам другой.

— И я тоже, — прошептала она, не смея в это поверить. Он доверился ей, беспрекословно согласившись подчиниться ее воле.

Способна ли она тоже довериться ему без остатка?

— Не бойся, все будет не так, как ты думаешь, — сказал он. — Я обещаю.

Она улыбнулась.

— Я потеряла счет твоим обещаниям, Джонни.

— Но я помню их все.

Улыбка дрогнула на ее губах.

— Клянешься могилой своего предка?

— Я клянусь большим. Это обещание самое главное из всех. Я клянусь своими чувствами к тебе.

Она закусила губу, но не сдержалась, и слезы закапали из ее глаз.

Он протянул руку.

— Иди ко мне.

Ее черед раздеваться, поняла она, и взялась за подол туники. Он не вмешивался, но когда она, стягивая тунику через голову, запуталась в рукавах, и, ослепнув, запаниковала, он нежно, но быстро помог ей высвободиться, догадавшись, что она испугалась.

Она нерешительно посмотрела вниз. Даже сейчас, когда ее охватила страсть, снять мужскую одежду значило гораздо больше, чем просто раздеться. В отличие от женских юбок, которые с легкостью можно было задрать, сшитые вместе штанины защищали то, что было меж ее ног.

Он встал с кровати и привлек ее к себе так близко, что она ощутила тугое доказательство его желания.

— Мужчина тоже может быть уязвим, — произнес он. Крепко прижимая ее к своим бедрам, он отклонился назад, чтобы она могла видеть его глаза. — Когда я хочу тебя, это заметно всем. Тебе, всему миру. Но твое желание остается сокрытым, даже от меня. И мне не узнать о нем, пока ты сама не расскажешь о том, чего хочешь. Пока не покажешь, что ты готова.

Она рассмеялась. Джонни научил ее, что смех может быть частью любви, и хотя сам звук собственного смеха был для нее все еще внове, он помог ей расслабиться.

— Я прослежу за тем, — с улыбкой произнесла она, — чтобы ты не остался в неведении, Джонни Брансон.

Она сняла шоссы и отбросила их в сторону. Он опустил ее на кровать и навис над нею, отчего она, утопая в перине, опять напряглась.

Любовь в его взгляде смешалась со страстью. Почувствовав ее напряжение, он заговорил:

— В этот раз все будет иначе. Да, женщину можно взять силой. Можно принудить ее к сношению. — Жажда мести полыхнула в его глазах и погасла, когда он тряхнул головой, отказываясь впускать в спальню дурные воспоминания. — Но ее нельзя заставить любить.

Любовь. Об этом она не смела даже мечтать.

Она кивнула, давая ему разрешение, и тогда он вытянулся на кровати и лег на бок, одной рукой поддерживая голову, а вторую оставив свободной.

— Теперь ты.

Она тоже легла на бок. Теперь она видела его целиком. Они открылись друг другу. Никому не пришлось быть сверху или снизу.

Просто смотреть было недостаточно. Протянув руки, она прижалась к нему, и он ответил ей тем же.

Она закрыла глаза, позволяя губам найти его губы и отпуская свои чувства на волю.