Андре-Луи пребывал в унынии. Оказалось, что приехал из Дрездена он
напрасно. Сопротивление регента отъезду господина де Керкадью покончило с
неопределенностью. Заверенный в скором возвращении на родину, крестный
приободрился и стал настаивать на том, чтобы подождать со свадьбой до
возвращения в Гаврийяк. Андре-Луи пытался спорить, но тщетно: господин де
Керкадью считал себя связанным словом и отказывался слушать крестника.
Правда, Алина была на стороне жениха, и ее дядюшка согласился на компромисс.
- Если в течение года дорога домой не будет открыта, я подчинюсь любому
вашему решению, - пообещал он и, желая их приободрить, добавил: - Но, вот
увидите, вам не придется ждать и полгода.
Однако Андре-Луи его слова не убедили.
- Не обманывайте себя, сударь. Через год мы только станем на год старше
и печальнее, потому что надежды останется еще меньше.
Как ни странно, благодаря унынию встреча с бароном принесла Андре-Луи
неожиданные плоды.
Когда оба перешли в гостиную и заказали графин знаменитого старого
рупертсбергера с сухими колбасками, де Бац повторил (на сей раз не скупясь
на подробности) свою парижскую историю.
- Просто чудо, как вам удалось спастись, - выразив восхищение
хладнокровием и героизмом рассказчика, заключил Моро.
Полковник пожал плечами.
- Клянусь честью, никакого чуда. Все, что требуется человеку на моем
месте, - это здравый смысл, осмотрительность и немного мужества. Вы, живущие
здесь, за границей, судите об обстановке в стране по донесениям да отчетам.
А поскольку они пестрят сообщениями о насилии и произволе, вы считаете,
будто насилие и произвол стали единственным занятием парижан. Так люди,
читая исторические хроники, воображают, будто прошлое - сплошная цепь
сражений и битв, ведь периоды мира и порядка, куда более длительные, чем
войны, не привлекают внимания хронистов. Рассказали вам случай с
каким-нибудь аристократом, которого, загнав на улице, повесили на фонарном
столбе, услышали вы о нескольких других, отвезенных в телеге на площадь
Революции и там гильотинированных, - и, пожалуйста - все думают, что каждого
аристократа, высунувшего нос из дома, непременно либо повесят, либо
обезглавят. Я сам слышал подобные утверждения. Но это чепуха. Сегодня в
Париже, должно быть, сорок или пятьдесят тысяч роялистов разного толка, то
есть пятая часть населения. Еще одна пятая, если не больше, не выражает
никаких политических пристрастий, хотя готова подчиниться любой власти.
Естественно, они, чтобы не привлекать к себе внимания, не совершают
безрассудных поступков. Не размахивают шляпами и не кричат на каждом углу:
"Жизнь королю!" Они спокойно занимаются своими делами, ибо жизнь идет своим
чередом и на обывателях перемены почти не сказались. |