Затем Уильяма бережно повернули, чтобы повторить процедуру спереди.

Недужный наконец избавился ото всей грязи, Томас придержал его, пока Фэйт аккуратно натягивала чистую ночную рубашку через голову.

— Прошу тебя, пощади, — прошептал Уильям. — Я должен поспать сейчас. Все силы размокли и стекли.

— Еще рано, — сказала Фэйт. — Сперва вы покушаете.

— Я не могу, — простонал он, когда Томас понес его к кровати и осторожно усадил на чистую простыню и подложив пуховую подушку.

— Нет, вы справитесь, — настаивала Фэйт. — Вы поедите, и я позволю вам поспать.

— Мои зубы, — начал было Уильям.

— Я собираюсь поработать над ними, когда они окрепнут достаточно, чтобы выдержать чистку. Ну а пока выпейте это.

Фэйт посмотрела на Томаса и увидела, что тот улыбается. Очевидно, он тоже перепугался из-за скелетоподобия Уильяма, и явно радовался, что господина заставляют кушать. Томас наполнил ведра грязной водой из ванны и понес выливать.

К тому времени, как ванна была опустошена, вычищена и прислонена к стене, Фэйт умудрилась запихать в больного почти целый стакан лимонада и полчаши шпинатного супа-пюре. Когда она закончила, он так устал, что едва не терял сознание. Но она понимала, что все сделанное ему во благо.

Наконец Уильям уснул, его голова откинулась в сторону в изнеможении.

— Хорошо, — одобрил Томас. — Так и надо.

Томас явно не был одарен талантом к риторике, но его любовь к Уильяму была несомненной. Его похвала позволила Фэйт почувствовать себя как никогда правой и полезной.

— Спасибо, — ответила она. — Вы посидите с ним, пока я займусь другими делами?

— Да, посижу, — кивнул Томас и опустился на стул, доставленный на последней повозке.

Глава 18

— Доброе утро, — приветствовала Фэйт Уильяма, когда он наконец проснулся. Больной проспал около восемнадцати часов. Наверное, поза, в которой он отдыхал, озадачила его. Он лежал на животе, ночная рубашка задрана до самой шеи так, что вся спина была обнажена. Фэйт протирала раны целительной травяной мазью, пока пациент был в забытьи.

Солнечный свет струился через остекление над головой, так что помещение приятно нагрелось. Накануне, пока Уильям дремал, Фэйт собрала необходимые ингредиенты и нарезала лечебные растения, а затем всю ночь готовила снадобья для Уильяма. Томас соорудил на полу лежбище для себя и тихонько похрапывал, пока она работала. Фэйт улеглась, когда стемнело настолько, что уже было не разглядеть, что она делает.

При первых лучах солнца, она продолжила свои занятия, и к середине утра уже имела, чем обрабатывать раны на теле Уильяма. Томас отправился в главный дом и вернулся оттуда с коробом еды и множеством вещей, которые, по мнению Фэйт, могли понадобиться. Добытчик с торжественной улыбкой предъявил ящичек апельсинов. В нем была записка от Эми, написанная на неровной бумаге, должно быть, гусиным пером. Еще одно предназначение гусей, подумала Фэйт.

Тристан отправился вчера в Саутгемптон так быстро, как только мог. Он мчался всю ночь, купил апельсины и сразу же вернулся. Бессонная ночь. Я же говорила, что Уильям очень любим. Что бы тебе не потребовалось, скажи Томасу. Если это возможно достать, мы сделаем это.

Фэйт прочитала записку Томасу, и слуга улыбнулся.

— Ага, он очень любим.

Она хотела воскликнуть «Тогда какого черта ему позволили гнить в постели?». Но она промолчала и, сев за стол, доставленный вместе с Уильямом, позавтракала.

Фэйт не могла не восхититься переменам, происшедшими в старой оранжерее. Предметы обихода на взгляд Фэйт были просто изумительны. Никакой пластмассы, никакой штамповки, только уникальные изделия, кропотливо изготовленные вручную.