Пусть будет выпускной. И я порадуюсь, и одноклассники, и их родители. Баранова, Райко и Семеняк не пойдут, уже меньше денег надо будет. Мать Желтковой, очевидно, тоже. Ну и нормально: по тысяче с человека плюс сколько-то на автобус, чтоб встретить рассвет на озере.

В дверь постучал Борис.

— Ты там не утонул?

Блин, даже мыться не начал!

— На горшке, — отозвался я, конверт сунул под ванную.

Надо будет запечатать его и перепрятать в рюкзак.

Приняв душ, я передумал оставлять драгоценный конверт в ненадежном месте, спрятал его в олимпийку и, уступив место Борису, перепрятал в рюкзак. Подошел к телефону, набрал Илью и сказал, когда он взял трубку:

— Привет. Ну что, ты готов?

Помолчав немного, Илья выдал:

— Нет. Потому что я все взвесил и понял, что это тупо. Соберемся мы, скажем, в двенадцать. Через час доберемся на вокзал, потом еще час ехать, и вот уже два часа дня — и это в лучшем случае. И что нам остается? Потоптаться три часа по лесу — и назад, чтобы по темноте не шастать?

Похоже, мое желание устроить себе выходной побороло здравый смысл. Сегодня и самому не особо хотелось снова в спешке куда-то лететь, к тому же оставался незакрытый вопрос: как там Барик? Может, труповозка уже увезла его остывшее тело, а следственная группа фотографирует кровищу на стенах и собирает стреляные гильзы?

Пожалуй, первое, что я сделаю — поеду к нему. Еще сегодня похороны Руслана Войтенко. Знать бы, когда они и что там происходит. Никто ничего не скажет, остается только ждать, единственное, что я мог и что собирался сделать в ближайшее время — сгонять к Барику. Хоть он и гнилушка, а свой, жалко его, как-никак восемь лет провели бок обок. Одноклассники, они ведь как родственники, никуда от них не деться.

Еще не вытершись, Боря высунулся из ванной.

— Ну че, идем?

— На завтра перенесли, — ответил я, думая, что сделать прежде: позавтракать или поехать к Барику.

— У-у-у… Ну ладно. Значит, пойду в школу, рисовать. Только краска нужна, я говорил.

— Красная и зеленая, для стен? — уточнил я.

— Ярко-зеленая.

— Понял. До обеда сделаю.

Значит, сейчас — завтрак, потом — к Барику и — за краской, к полудню вернусь.

Завтракали мы вместе с Борисом бутербродами с сыром. Потом я отвез брата в школу и поехал к Барику. Визуально я знал, где он живет: если, не доезжая до общежитий, свернуть в сторону кладбища, вдоль дороги будут четыре двухэтажных дома-коробочки на четверых хозяев. Барик жил во втором, на первом этаже, его окна выходили на дорогу, точного адреса я не знал.

Чем ближе к его дому, там волнительнее. Изо всех сил я гнал из головы домыслы и боролся с желанием отсрочить визит и заехать к Сереге после покупки краски.

Вот он, нужный поворот. Начинаются частные дома, как у Гаечки, разделенные на двоих-четверых хозяев, с ветхими сараями и огородиками под окнами. Почти в каждом росла хурма, плоды уже налились и скоро созреют, и поедут к деду в Москву вместо груш или винограда.

Вот об этом надо думать. Хурма здесь ничего не стоит, многие хозяева не собирают ее, она падает и гниет. А в Москве это экзотика, как и инжир. Только транспортировать ее легче. А дозреть она может и на балконе, если положить ее вместе с яблоками в темное место. Научу деда — будет что месяц продавать… Хотя он же тут жил, должен уметь с ней обращаться.