А дозреть она может и на балконе, если положить ее вместе с яблоками в темное место. Научу деда — будет что месяц продавать… Хотя он же тут жил, должен уметь с ней обращаться.
Будет что продавать, ага. Скоро мороз ударит, и плоды превратятся в кашу. Вывод? Нужно запастись хурмой сейчас, пока она дубовая и не испортится. Вот о чем думать надо.
Борясь со страхами, я доехал до домов-коробочек. Возле дома Барика спешился, отметил, что окна все целы, следов перестрелки нет. Огородик, где дозревала капуста и зеленела петрушка, никто не вытоптал. Ну а что я хотел? Борецкий-старший нужен ему живым — допросить и удостовериться, что я не обманул, и Олег Войтенко — действительно предатель.
А дальше что? Тайна, покрытая мраком.
Я вошел в подъезд, тут тоже ничего подозрительного не наблюдалось. Две коричневые дерматиновые двери. Вроде вот эта, справа, вся в наклейках. Палец лег на кнопку звонка. Больше всего я боялся, что никто не выйдет, но донесся шорох, шаги, женский голос прокричал:
— Сережа, наверное, это к тебе.
Выглянул Барик, вскинул брови.
— Ты? Привет. Чего это ты?
Фу-ух, живой! И синяк с его лица почти сошел. Захотелось его расцеловать, но я сдержался, задал дежурный вопрос:
— Как дела?
— Да нормально.
Он не приглашал меня в квартиру и сам не выходил, видимо, знал, что я его недолюбливаю, и не знал, как себя вести. Кивком я пригласил его в подъезд, он оглянулся, крикнул:
— Ма, я сейчас. — И вышел в стоптанных домашних тапках, спросил:
— Чего тебе?
Наверное, для гопоты это нормальное общение. Хотелось плюнуть и уйти, но мне надо было разузнать, как обстановка, иначе я поучил бы его правилам хорошего тона.
— Да, вот, хотел тебя пригласить кое-куда, но, видимо, не буду.
— Ой, да ладно, — сказал он примирительно. — Но учти, в школу вонь нюхать не пойду.
— Да мы с пацанами завтра хотим на пикник, думал тебя позвать.
— Че за пикник? Это че ваще?
Господи, он даже слова такого не знает!
— Да за грибами собрались за город. По лесу полазаем, ведерко соберем маслят или боровиков, может, белые попадутся. Поедим, что с собой возьмем, потусуемся, туда-сюда. И мать спасибо скажет, когда грибы с картошкой пожарит.
Его глаза заблестели.
— Хочу! А кто еще будет? Денчик пойдет? Кабан?
— Если захотят. Пойдем, перетрем, — сказал я на его языке. — Тут котами воняет.
Барик пружинистой походкой, как на шарнирах, пошел за мной. Зачем они так ходят: дергаясь, чуть наклонив голову? Маркер принадлежности к социальной группе? Если гопников группа, то они удивительным образом синхронизируются, как голуби или рыба в стае.
На улице, отойдя от дома ближе к дороге, я спросил:
— Батя что? Не избивает?
Барик сморщил нос.
— Не-е. Это ж мой косяк был.
— Он дома сейчас? — осторожно уточнил я.
Барик мотнул головой, пришлось выпытывать:
— На дежурстве?
— Да хрен знает. Он бизнес какой-то затеял, говорит, на рынке точки хочет открывать, дома его и нет. Вчера ночью пришли какие-то чуваки, и все, с концами. Мож, на работу вызвали, мож, по бизнесу. Мать, вон, на очко исходит, типа изменяет он ей, шляется где-то.
— Русские приходили или нерусские? — спросил я.
Мой вопрос не показался ему подозрительным.
— А хрен знает. Я спал уже.
Получается, Гоги прислал своих людей, те выдернули Борецкого-старшего, и… Судьба его неизвестна. Ну да, ночью грузинский босс выяснил все, что я ему сказал, отблагодарил меня и… И скоро начнется большая охота, будут находить трупы в лесопосадках, или в домах, или вообще не будут находить.
Я передернул плечами при мысли о том, что выложил все, что знал, Олегу Войтенко. |