– Наверно, это стоит денег.

Аня выпустила из ноздрей клочок дыма.

– Скажу тебе, немалых. Покупаешь жилье, выплачиваешь залог, оплачиваешь ежемесячные услуги, но твое будущее обеспечено. Это важно.

– Настолько, чтобы похоронить себя здесь?

Она пожала плечами, закурила очередную сигарету – третью после отъезда из больницы.

– Я просто тебе пересказываю то, что слышу от соседей. Сама здесь потому, что обо мне некому позаботиться, никого не осталось. А другие боятся оказаться в памперсах на руках у сына или дочери.

– Не все дети считают это обузой.

– А родители? Кому хочется, чтоб его таким помнили? Тебе хочется?

– Нет, пожалуй. Действительно нет.

Не хочется даже вспоминать отца, распластанного под больничными простынями. Еще меньше хотелось бы помнить его пустоглазым слюнявым безумцем в пеленках. Воспоминания о достойной жизни испарились бы, словно деньги азартного игрока.

– Стареть плохо, да? – спросил Джек.

– Для одних да, но отнюдь не для всех. Тело начинает то тихо, то громко напоминать, что ты уже не прежняя девчонка, не прежний мальчишка, но можно приспособиться. Главным образом, вопрос приспособления. – Она указала направо. – Сюда поворачивай.

Джек свернул на Уайт‑Ибис‑Лейн, судя по указателю. В конце короткой дороги стояли два одинаковых домика. Стоянка на четыре машины в маленьком тупичке пустовала. Он остановился, вышел, Аня открыла дверцу, чихуахуа Ирвинг спрыгнул на землю, немедленно засеменил к ближайшей пальме, пустил на ствол крошечную желтую струйку.

– Дерево совсем засохло. Должно быть благодарно, – улыбнулся Джек.

Аня рассмеялась, медленно вылезая с пассажирского сиденья и распрямляясь.

– И правда. Оглядись вокруг, пока я схожу за ключом от отцовского дома.

Он удивленно вздернул брови.

– Папа дал вам ключ?

– Ничего подобного, детка. Мы обмениваемся ключами ради предосторожности. Знаешь, на всякий пожарный случай.

Джек не удержался, подмигнул.

– И больше ничего?

– Ты о чем это? Разве Томас связался бы с костлявой старой ведьмой, когда за ним все женщины бегают? Не говори глупостей.

Он взмахнул руками:

– Ух! Чуточку отмотайте обратно. За папой бегают женщины?

– Кружат, точно стервятники. Скажу тебе, Томас любую может заполучить – сколько душе угодно.

Джек расхохотался:

– Ушам своим не верю. Папа – дамский угодник!

– Не в том дело. Просто здесь на каждого вдовца четыре вдовы. Томас дееспособный мужчина со здравым умом и славным характером. И что еще важнее – умеет себя вести. Лакомая добыча, не веришь?

Он вдруг вспомнил Эйба.

– Кстати, о добыче, Аня. Если вдруг решите вернуться на север, у меня найдется для вас кавалер.

Она махнула на него сигаретой:

– Забудь. Я на балы уже не выезжаю.

Джек покачал головой:

– Мой папа – лакомая добыча. Ну и ну. – Он улыбнулся. – Если вы не из стервятников, о которых шла речь, расскажите, чем с ним занимаетесь.

– Это совсем тебя не касается, милый. Впрочем, скажу: в основном мы играем в маджонг.

Еще одно потрясающее открытие.

– Он играет в маджонг?

– Видишь? Я же говорила, что ты многого о нем не знаешь. Я его научила, он сделал большие успехи. – Аня постучала себя по виску. – Понимаешь, бухгалтерский склад ума.

– Мой папа – любитель маджонга! Кажется, мне надо выпить.

– Мне тоже. Заходи, как устроишься. Опрокинем по рюмке, преподам тебе первый урок маджонга.