– Приехали, – объявила Аня. – Родной милый дом.

– Вот это? Здесь живет папа?

– Я тоже. Сворачивай, а то проскочишь.

Джек послушно свернул на извилистую дорожку мимо грязной ямы с торчавшей железной трубой.

– Тут раньше был фонтан, – сообщила Аня. – Красивый.

Возможно, в зелени Южные Врата вообще были красивыми, но, видимо, засуха по ним ударила с особенной силой. Вся трава вдоль дороги выгорела до однообразного бежевого цвета. Держались еще только сосны, росшие здесь, наверно, еще до постройки квартала.

Подъехали к контрольному пункту с отдельными стоянками для посетителей и жильцов, перегороженными шлагбаумами в красно‑белую полосу. Джек начал было поворачивать влево к посетительскому шлагбауму, у которого в будке с кондиционером сидел охранник.

– Нет. – Аня протянула пластиковую карточку. – Въезжай в другие ворота, махни перед детектором.

Детектор представлял собой металлический ящичек на кривом шесте. Джек махнул карточкой перед сенсорным устройством, полосатый шлагбаум поднялся.

– Как будто въезжаешь в какой‑нибудь филиал ЦРУ, – буркнул он, – или пересекаешь границу.

– Добро пожаловать на Балканы для пенсионеров. А если серьезно, то в старости, когда мы слабее, чем смеем признаться, под такой охраной чувствуем себя увереннее, гася свет.

– Ну, как в песне поется, чего не случается ночью. Впрочем, не вижу, откуда тут взяться преступникам. Вокруг пустыня.

– Вот поэтому мы и решили поставить на въезде охрану и патрулировать территорию. – Она указала вперед. – До конца по этой дорожке.

Джек кивнул и последовал по асфальту мимо подобия поля для гольфа с коричневой редкой травой, твердой каменной почвой, что не останавливало заядлых игроков – с полдюжины тележек прыгали по кочкам.

– Разве нельзя поливать траву и деревья?

– При такой засухе запрещено. Во всей Южной Флориде поливка сейчас запрещается, даже из собственного источника.

Проехали мимо теннисных кортов пока еще с зеленой травой, мимо столов с досками для шаффлборда[16], вокруг которых толпилось немало народу.

– Тут у нас хозяйственные службы, – указала Аня на трехэтажное здание в коралловых цветах, – тут дом для престарелых.

– Ничего не пойму.

– Насчет засухи?

– Нет. Зачем папа сюда переехал.

– Ради тепла. В старости без конца мерзнешь. Но главным образом люди перебираются в такие места, как Врата, чтобы не обременять детей.

– Вы словно себя от них отделяете.

– Мне обременять некого, милый. Я здесь ради солнца. – Она вытянула руку, демонстрируя вафельно‑тонкую кожу цвета сырой говядины. – Люблю, как видишь, сидеть под лучами. Когда была помоложе, голышом принимала солнечные ванны. И сейчас принимала бы, если б не знала, что Совет раскаркается.

Джек постарался не представлять себе этой картины.

– Не знаю, как папа мог кого‑нибудь обременить.

– Наверно, не знаешь, малыш, а он знает. Поэтому живет здесь вместо какого‑нибудь кондоминиума в каком‑нибудь Вест‑Палме.

– Что вы имеете в виду?

– Южные Врата – вместе с Северными и Восточными, если на то пошло, – это, собственно, поселки для престарелых, где мы проводим последние годы жизни. Сначала в собственных маленьких бунгало, потом переезжаем в квартиры, где за нами ухаживают, кормят, убирают, а когда уже совсем не можем о себе позаботиться, перебираемся в пансионат.

– Наверно, это стоит денег.

Аня выпустила из ноздрей клочок дыма.