– Правда? – покачал тот головой. – Плохо, плохо. Хороший у тебя отец. Был у нас одним из лучших.

– Был? Слушай, он еще не умер!

– Ну да. Конечно, конечно. Выкарабкается, будем надеяться. Просто к Глейдс слишком близко живет...

– К Эверглейдс? А что тут такого?

Парень отвел глаза:

– Ничего. Забудь.

– Слушай, не морочь мне голову. Начал – договаривай.

Тот по‑прежнему смотрел в сторону.

– Примешь меня за чокнутого.

Видел бы ты таких чокнутых, какие мне встречались, мысленно заметил Джек.

– Давай попробуем.

– Ну ладно. Врата построили чересчур близко к Глейдс. Их уже много лет обижают. Знаешь, почти весь приток свежей воды из верхней части штата, из озера Окичоби, направляется на фермы и в такие залы ожидания перед кладбищем, как Врата. Куда ни глянь, кругом осушают болота, устраивают строительные площадки под новые дома и поселки. Глейдс давно страдают, а в этом году особенно, из‑за засухи. Лето у нас всегда дождливое, а до сих пор ни капли не капнуло.

– Вода все‑таки есть, правда?

– Есть, только низко стоит. Никто даже не помнит такого низкого уровня. Это плохо. Для всех плохо.

– Чем же?

– Ну, кое‑что, прежде скрытое под водой, может выйти наружу.

Где это происходит? Вообще происходит ли? Садовник оглянулся на Эверглейдс.

– Твоему отцу и мисс Ане в одном повезло, что живут у пруда, – не приходится им глядеть на чужой задний двор.

Джек взглянул на бесконечное поле травы.

– Вид действительно панорамный.

– Панорамный? – переспросил Карл. – Как это?

Он с трудом подыскивал объяснение, распростер руки.

– Ну, широкий... объемный.

– Панорамный... красиво.

– Конечно. Панорамный вид красивый, но, по‑моему, ты хотел сказать что‑то другое.

– Правда. Плохо... что они совсем рядом с Глейдс... Глейдс сейчас сердятся. Можно даже сказать, злятся. А раз так, всем надо держаться настороже.

Джек посмотрел на милю травы до деревьев. В последнее время он видел множество странных вещей, но разозлившееся болото...

Ты в самом деле чокнутый, Карл.

2

Семели стояла с Люком на берегу лагуны, глядя, как маленькая дренажная баржа выгребает сырой песок из воронки и нагружает в крошечные плоскодонки, хвостом тянувшиеся за ней. Избыточная вода текла на планшир и обратно в лагуну. Клану пришлось передвинуть плавучие дома, чтобы дать барже проход к отверстию.

– До сих пор не верю, Семели, что ты это сделала, – сказал Люк. – Не кто‑нибудь, а именно ты.

Она сама себе удивлялась. Не любила, когда чужаки приближались к лагуне, особенно к воронке, но эти посулили столько денег, что невозможно было отказаться.

– Ты это уже две недели твердишь, Люк. Повторяешь одно и то же при каждом приходе баржи. И я тебе каждый раз отвечаю одно: нам нужны деньги. Может быть, ты заметил, что люди в последнее время каждый грош считают.

– Заметил, а как же. Наверно, потому, что и считать‑то нечего. И все равно мне это не нравится, особенно в такое время года.

– Не волнуйся. Они уйдут до рассвета. По моему условию закончат работу до конца недели. Огни придут ночью в пятницу. Я сказала, что пятница – крайний срок. Сколько бы ни предлагали, в пятницу на закате должны уйти.

– Все‑таки плохо. Это наш дом. Мы здесь родились.

– Знаю, Люк. – Она погладила его по спине, нащупывая острые плавники под рубахой. – Только не забывай: отверстие воронки впервые на нашей памяти вышло из воды.