Волны, мелко почавкивая, лизали уже вторую  щепку.  Всего  их  шесть,

воткнутых в песок одна за другой.

     "Паводок, к утру все затопит", - подумал он и отполз в кусты.

     До берега триста метров. Холодна весенняя  вода,  но  доплыть  можно.

Только  вот  на  крыше  речного  вокзала  под  уцелевшим  навесом  летнего

ресторана с комфортом засели головорезы  Дубасова.  Время  от  времени  от

скуки или для острастки постреливают в его сторону, пули  скворчат  высоко

над головой. Он им нужен живым. Ночью пытались сдуру или с  перепою  взять

его врасплох, но батарейка в прицеле еще тянула, и он первым же  выстрелом

разнес бензобак. Лодка вспыхнула и завертелась на месте, а с нее попрыгали

живые факелы.

     Теперь они надеются, что вода сгонит его с острова. Ждать им недолго.

Справа мост, доплыть до быков ничего не стоит, но несколько раз он замечал

подозрительные блики наверху.

     В середине узкого островка  на  небольшом  возвышении  кусты  погуще.

Отсюда хорошо просматриваются набережная и мост. Жалкие корявые деревца на

плот не годятся. Ему плот и не нужен, цепляйся за любую деревяшку и  плыви

хоть до Каспия, стрелять не будут. Но он не один...

     Выстрелы со стороны города стихли.

     Она лежала, закрыв глаза, но когда он подполз  к  ней,  чуть  подняла

веки.

     - Это в нас стреляли? - спросила она.

     - Нет. Наверно, городская милиция пыталась их выбить.

     С этими словами он подоткнул края куртки, в которую она  куталась,  и

поправил воротник. Она потерлась носом о его ладонь.

     - Темнеет быстро. Если дружинники не придут... Ты их не чувствуешь?

     - Нет, - она улыбнулась. - Ничего не чувствую, не знаю и не могу.  Ты

отнял мою силу. Может, утром вернется.

     - Утром? Вода дойдет до нас прежде, чем сила придет к тебе.

     - Ну и пусть!

     - Пусть, - вздохнул он и поцеловал ее в лоб. - Спи.

     - Не бойся воды, бойся песка, - пробормотала она, засыпая.

     Он сидел на корточках, смотрел на нее и ничего  не  понимал.  Год  за

годом холодной тенью проходил он сквозь города и земли, не зная, где конец

пути. Теперь вдруг  подумал,  что  это  были  пустые  времена.  Незнакомое

чувство...  Очень  давно,  на  самом   краешке   памяти   -   руки   отца,

подбрасывающего к потолку, смех и радостный визг - год ему был  тогда  или

полтора. Он не помнил лица, почему-то пахло нагретым металлом и  топливом,

что-то гудело и нестрашно рычало. И  вот  сейчас  неожиданно  вернулось  -

будто теплые руки отца подбрасывают  к  потолку,  и  плевать,  что  кто-то

втягивает в дела грязные и грозные... Мог ли он предположить, что пошлет в

самую глубокую и вонючую дыру все дела и обязательства,  запутает  себя  и

других, а вся  круговерть  событий  завершится  словами,  которые  он  еле

выдавит из себя: "Я люблю тебя, Ксения", и на  целую  секунду  мир  вокруг

остановится, пока не услышит в ответ шепот: "Я люблю тебя, Виктор".