интересным. Домовые слыли существами робкими, забитыми, в разговоры

вступали неохотно. Только самые старые и смелые из них, вроде тех, что

прислуживали Кристобалю Хозевичу, были способны иногда на осмысленную,

но крайне уклончивую беседу.

Домовой внимательно осмотрел меня и сказал:

— Удачный. Очень удачный дубль. Привалов‑то наш научился, все‑таки

Я ошалел. Домовой принял меня за моего собственного дубля! Позор!

Неужели я становлюсь похожим на дублеподобных сотрудников?

— Ты так по коридорам не носись, — поучал меня тем временем домовой.

— Привалов он того, неопытный. Сквозь стены видит плохо, можно при

нем побежать, чтобы он убедился — стараешься, и обратно когда идешь

ходу ускорить Тихо!

Мимо нас прошел бакалавр черной магии Магнус Федорович Редькин. Был

он в потертых на коленках джинсах‑невидимках, в настоящий момент

включенных на половинную мощность. Магнус Федорович от этого выглядел

туманным и полупрозрачным, как человек‑невидимка, попавший под дождь.

На нас с домовым он даже не посмотрел. Тоже принял меня за дубля?

Почему? И лишь когда Редькин скрылся в дверях лифта — мной, между

прочим, вызванного, я понял. Ни один сотрудник института не споткнется

о зазевавшегося домового. На это способен лишь дубль В душе у меня

слегка просветлело. Для полной гарантии я поковырял пальцем в ухе, но

следов шерсти не обнаружил. Надо было вставать и бежать к Корнееву.

— Все путем, — неожиданно сказал домовой. — Он не заметил, что мы

разговаривали. Ладно, ты беги, а то и Привалов забеспокоится. Если

что, заходи в пятую казарму, спроси Кешу. Знаешь, где казармы? За

кабинетом Камноедова. Бывай

Домовой сунул мне теплую волосатую ладонь и исчез в щели между

паркетинами. А я, глядя под ноги, побрел к лифту. На этот раз на

кнопку пришлось давить минут пять, прежде чем лифт соизволил

остановиться. Я юркнул в двери и с облегчением отправил лифт вниз.

Третий этаж лифт проскочил без заминки. А между вторым и первым

застрял. И зачем я поехал на нем, есть же нормальная черная лестница

Со вздохом оглядевшись — если кто‑то рядом и был, то очень хорошо

замаскированный, я нарушил второе правило пользование лифтом и вышел

сквозь стену. На первом этаже было хорошо. Пронзительно пахло зелеными

яблоками и хвойными лесами, что, почему‑то, вызывало в памяти

популярные болгарские шампуни. Мимо пробежала хорошенькая девушка,

мимоходом улыбнувшаяся мне. Она улыбалась всем, даже кадаврам. Это

было ее специальностью — она, как и все хорошенькие девушки института,

работала в отделе Линейного Счастья. Здороваясь по пути со славными

ребятами из подотдела конденсации веселого беззлобного смеха, я

пробирался к машинному залу. Путь был нелегким. Начать с того, что

отдел Линейного Счастья занимал абсолютно весь первый этаж. Места для

машинного зала на нем попросту не оставалось. Но, если вначале

спуститься в подвал, а потом уже подняться на первый этаж, то можно

было попасть в машинный зал, обеспечивающий весь институт энергией.

Как это получалось — было тайной, такой же непостижимой для меня, как

огромные размеры НИИЧАВО, маленького и неприметного снаружи. Сегодня

мне почему‑то не везло. Я трижды споткнулся, но, наученный горьким

опытом, не упал. Выдержал долгую беседу с Эдиком Амперяном, которому

позарез хотелось поделиться с кем‑нибудь своей удачей — он добился, с

помощью Говоруна, потрясающих результатов в деле сублимации

универсального гореутолителя.