И еще, и еще: мы-ста!.. И Буров, коий своим нововведением в эксперимент оказался причинеее других к этой музыке, мог приписать себе и только себе все свето-звуковые преобразователи (а как из-за них в свое время претерпел, Пец грозился выгнать в 24 часа!). Но ЭТО звучание, эту музыку творения мира ни он, ни все другие себе приписать никак не могли. Любители серьезной музыки среди них были, но композиторов - нет. Это ВсеЗвучание, аккомпанемент Творения Дроблением могли создать лишь композиторы сильнее Моцарта, Бетховена и Чайковского.
... Да и те, как и все другие великие, просто переводили в нотные знаки, в звуки инструментов звучавшую в них (в некоторых, как в Моцарте, с малолетства) Речь Вселенной. Позже, в 20-м веке, когда человечество начало возвращаться на четвереньки, оно стало глухо к первичному смыслу музыки; от той Речи воспринимало только простые обезьяньи ритмы.
А в этом эксперименте, понимал Любарский, не просто так зазвучала Вселенная - она направляла его. Она делала, формировала что-то глубинное может, структуры, может, судьбы; они лишь соучаствовали. Как мелодии или, скорее, аккомпанемент.
Да, это была Речь Вселенной - музыка, относимая ветром, порывистая, в чем-то скрипичная, местами фортепьянная в верхних регистрах, с высокими голосами - торопливая, в ритме происходящих внизу процессов, и невнятная, как они же. И понятная еще более, чем они. Сразу и Чайковский, и Моцарт, и шопеновская нежная боль жизни... Ее нельзя было перевести в слова, да и незачем. Главное, что она б ы л а - непридуманная никем, несочиненная, неожиданная и прекрасная. Это весило страшно много, больше всех их дел и открытий, вместе взятых.
... Даже цифры на пультовом табло, на всех Табло башни мелькали в ритм с Музыкой Сотворения.
Виктор Федорович подошел к дублирующей панели, где стоял Панкратов, буркнул ему: "Извини," - нажал красную клавишу на краю ее.
- Ты чего? - встревожился Миша, но увидел там надпись "Запись". - А... ну, правильно.
- Такой симфонии цены нет, - молвил главный инженер, отходя.
9.
Но сверх Музыки - произошло?.. Не получилось?
- Что-то ничего не видно, - сказал Любарский.
- И хорошо, и не должно быть видно, - сипло молвил НетСурьез. - Ни света, ни цвета, ни звука, значит, в самый раз. Теперь туда светить надо. Миш, направь. Панкратов общей рукоятью повернул и направил вниз прожекторы по краям мостика. Прожекторы были с фильтрами, инфракрасные - но уже в нескольких метрах под ВнешКольцом дали внедрившиеся в К-пространство водопадно яркие голубые снопы света.
Да, теперь было видно. На экранах и под ногами, за оградой Мостика, штангами и градусной сеткой. Холм и груды чего-то с резкими изломами и тенями от них.
Подробности воспримутся потом. Главным было то, что холм заполнил место куда большее прежнего, для "открытки"; и даже стал как-то ближе, т.е. выше. Подрос. От него на ВнешКольцо потянул такой лютый холод, что новогодний мороз окрест показался теплом.
- В яблочко, а! - повернулся Миша к Имяреку. Он лучше других понимал, насколько первое Дробление вышло "в яблочко": раз нет свечения при К8640, то там не испускаются даже далекие инфракрасные лучи. Нечему их там испускать, почти абсолютный нуль температур. И радиации тоже нет, раз нет радиогенного тепла.
Произошло. Раздробленные умело ядерные h-"затравки" дали долго длящиеся во времени стабильные вещества!
Так в день текущий 0,1503 янв Или
1 января в 3 ч 36 мин Земли
1 + 0 января 21 ч с минутами на уровне К6
- исполнили первую ступень Дробления. |