– В общем, Джиу – одна из персонажей, девочка подросток.

– Алёна её косплеит?

– И очень детально. Знаешь, чрезмерный косплей часто означает личностные проблемы. Отказ от себя.

– Она подросток, – сообщил я очевидное. – Это само по себе личностная проблема.

Наноскин на левом бедре Клюси изобразил нечто неодобрительное, но я не понимаю скин мемов. В них многое завязано на цвет, а мой мир – оттенки серого. Иногда, внезапно – резкая, как укол в глаз, цветная деталь. Рисунок. Аксессуар. Фрагмент. Янтарные глаза Нетты. Яркая бусина Настиной серьги. Но в целом мой мир чёрно бел. Микульчик светил в зрачки своими приборами и сказал, что оптика исправна, глючит прошивка. Мой мозг хочет видеть так, и плевать ему на то, что хочу я, потому что мы с ним не одно и то же. Это можно смело назвать «безумием», но Микульчик деликатен, поэтому «расстройство восприятия».

– Так что мы будем делать с этой крайне подозрительной девицей? – вывела меня из размышлений Клюся.

– Поговорю с родителями. Если окажется, что в семье всё плохо, пусть побудет у нас. Хотя бы временно.

– Ты прав, Антон, – посерьёзнела Клюся. – Лучше перестраховаться.

Для Клюси это личное, сама скрывалась от семейных проблем в «Макаре». Ещё при прежнем директоре. Та история её сильно травмировала, но она категорически отказывается от психолога.

«Видишь ли, Антон, мои травмы – это и есть я, – сказала она мне как то, – мои песни, мои стихи, моя музыка – это моя боль. Убрать боль – это убрать меня. Будет какая то другая Клюся. Может быть, более счастливая. Найдёт себе нормального мужика, выйдет замуж, бросит курить, нарожает клюсят, растолстеет, отупеет, разведёт на подоконнике герань… Но это буду не я, Антон. Меня уже не станет. Поэтому я буду иногда заливать тебе рубашку пьяными слезами и лезть целоваться, зная, что ты не воспользуешься моей слабостью. Извини…»

«У меня полно рубашек, – ответил я тогда. – Всегда к твоим услугам».

***

Беспилотное такси остановилось возле изящного частного домика. Похоже, что семья у Алёны действительно не бедная – и место хорошее, и участок большой, и сам дом не типовой застройки.

– Вы Антон Эшерский, директор детдома? – встретила меня на крыльце симпатичная женщина лет сорока.

О возрасте я сделал вывод скорее по наличию детей, чем по внешности. Наноскин безупречен в маскировке возраста.

– Я предпочитаю термин «домашний интернат».

– Да, да, конечно! Я Мария, мама Алёны. Проходите, пожалуйста! Мы вас ждали!

Интерьер дорогой, стильный, но без пафоса. У кого то не только деньги, но и вкус.

– Сергей Сергеич! – строго представился представительный мужчина в костюме. – Отец. А это наш старший – Василий.

Василию на вид лет двадцать. Выглядит приличным молодым человеком, не похожим на того, кто стал бы обижать младшую сестрёнку. И вообще, семья смотрится на удивление положительно.

Но это, разумеется, ничего не значит.

– Как там Алёна? Мы волнуемся! – спросила мать.

– Нас очень удивил её поступок, – заявил отец, – у нас не было конфликтов.

– Она даже мне ничего не сказала! – добавил брат.

– Алёна в полном порядке, не беспокойтесь. Она побудет нашей гостьей, пока я не разберусь в ситуации. На данный момент никаких необратимых поступков не совершено.

– Какое счастье! – всплеснула руками мать.