– С вами. Степан с мамой вдвоём справятся.

– Даже не сомневайся, девчуля! – усмехнулась Наташа.

Надо же, Ната барагоз! Тесен мир. Кажется, она в меня влюблена была в интернате. Это капельку грело, я не избалован любовью. Но делал вид, что не замечаю, конечно. Там нельзя было показать, что тебе кто то небезразличен. Впрочем, нигде нельзя.

– Так вы идёте? Луна ждать не будет… – недовольно высказалась Фигля.

– Идём, – решительно сказала Джиу.

– Свет не зажигать, помните? – Фигля достала из наплечной сумки блёндочку.

Мою блёндочку!

– Так вот кто её тогда подрезал!

– Извини, Аспид, тебе она не за надом была. А мне в самый раз пришлась. Да и об азовке память.

– За этой шлындрой глаз да глаз! – пихнула меня в бок Клюся.

***

За подвальной дверью «Макара» сыро. Под ногами лужи, воздух влажный, с потолка капает. Нарастающий шум насосов превратился в тяжёлый низкий гул, когда мы проходили мимо толстенных стальных труб.

– Они так и молотят всё время? – спросил я у Лайсы.

– Нет, сейчас просто большая луна, – ответил вместо неё Иван. – Она тянет мёртвую воду на поверхность, а насосы её обратно закачивают. Зато болот нет, и дождь прекратился. Таков договор.

Я не стал спрашивать, чей договор. Во первых, и так догадываюсь, во вторых – плевать. Я не сторона этого пакта, что бы там ни думали всякие.

Сумерла встретила нас в тёмном зале, где на каменном столе стоит бронзовый трёхсвечник, а остальное теряется в полумраке. Лицо её кажется очень печальным и очень детским. Я помню, что она нейка, что бы это ни значило, но когда вижу страдающего ребёнка, в башке моей что то закусывает. Настя считает, что я проецирую.

– Пришли, – констатировала Сумерла спокойно, – долгонько собирались.

Все промолчали.

– Что ж ты, – обратилась она к Фигле, – раньше не привела?

– Так померла я, матушка Сумерла!

– Я никому не матушка. Чего ищешь, заложное дитя?

– Не хочу быть мёртвой.

– А чего хочешь?

– Ты скажи. Я отродясь своей воли не имела.

– Врёшь, – покачала капюшоном Сумерла, – если есть «не хочу», то и «хочу» найдётся. Тебе чего, стражница?

– Понять надо, – решительно сказала Лайса.

– Чего понять то?

– Что это, новое. К добру или к худу, и что с ним делать.

– И зачем тебе?

– Работа такая.

– А ты зачем тут, покляпый? – переключилась Сумерла на Ивана.

– Себя ищу.

– Потерял?

– Отняли.

– Бывает, – согласилась та. – А тебе, безотцовщина?

– Ничего мне от тебя не надо, нейка, – ответила мрачно Клюся. – Врезать бы тебе, конечно, за всё хорошее, да без толку ведь.

– Чего пришла тогда?

– Приглядеть, чтобы ты Аспида не обидела.

– Любишь его, что ль?

– Дура ты! Чего б понимала!

– Да где уж мне. Ладно, с этими всё понятно. А тебя давно ждала, Аспид. Чего не шёл то?

– Говорят, ты на меня в обиде.

– Глупости говорят. Знаю, что тебе нужно, но ты всё же скажи. Так принято.

– Ребят хочу вернуть.

– Ты ж сам отдал?

– Я отдал, я и заберу.

– И платы не побоишься?

– Кто ты Балию? – спросил я.

Кажется, я начинаю понимать, как это работает. И мне это сильно не нравится.