– В этом всё ваше «время Кобольда»! – зло сказал Эдуард. – Котлы с кипящим говном. У вас без кипящего говна ничего не работает.

– Нигде не работает, Эдуард, – вздохнула азиатка, – нигде. Вы возмуссяетесь, но и васа Дорама на паровом ходу. Дераете вид, сто прохое говно – насе, а хоросий пар – вас. Но есри не будет котров, то не будет и пара!

– Мы хотим это изменить, Сэкиль. То, что вы принесли с той стороны…

– Это дорого нам стоило, – сказала, выступив из темноты, чернокожая девочка. – Мы то нырнули в кипящее говно, про которое вы так любите рассуждать. И вынырнули не все. А вы что сделали? Да нихрена. Так что не примазывайтесь.

– Теперь мы знаем, как создавать макротопорогии без связанных кубитов, – добавила азиатка. – Нам теперь не нузны фикторы. Но вы нам нузны ессё меньсе!

– Эй, вы, амбассадоры мирового говна, – обратился к ним я. – Просто верните ребят. Для вас они триггеры суперпозиций, открывашки для коробок, нейрокубиты, коллективный Наблюдатель, чего то там Бозе Эйнштейна, фикторы и так далее. А для меня – дети, которых я подвёл.

– Послушайте, Антон Спиридонович! – сказал Эдуард. – Не надо принимать радикальных решений, к которым вы так склонны. Я предлагаю путь Дорамы.

– А разве Дорама – это не Кобальт?

– Нет, Антон сама, они паразиты на Коборьде, – объяснила азиатка.

– Я бы назвал это «синергией», уважаемая Сэкиль. Антон Спиридонович, я ведь серьёзно говорю – дайте нам с Настей шанс!

– Дорама – это новый мир, пап. Дорама всем нравится!

– Кроме меня, Настурция.

– Люди полны боли, пап. Мы формируемся через травмы и передаём их своим детям. Всё, что не вызывает боли, кажется нам ненастоящим. Но эту цепь взаимотравмирования можно разорвать.

– Разве не это пытался сделать Кобольд? Но благие намерения неизменно приводят в жопу. И ваши приведут туда же.

– Настя, он не поймёт. Они не поймут, – заявил Эдуард. – К чёрту, мы уже получили капсулы. Мы можем решить сами!

– Что не так с капсулами? – спросил я.

– Капсулы «Макара», – сказала Нетта. – Они предназначены для фикторов. Там твои ученики создали из детской мечты Дораму. Там твои боль и одиночество создали из вирпа меня.

– Это интерфейс воздействия на неориентированные топорогии, – добавила Сэкиль. – Я их программировара. Теперь, когда твои родитери законсири свой труд…

– Мои родители убиты.

– Поэтому их нисего не отврекаро.

– Пойдём, Настя, мы, в конце концов, не обязаны их спрашивать, – сказал Эдуард. – Надеюсь, Антон Спиридонович, однажды вы поймёте, что мы были правы.

***

– Давай, доська, – сказала Сэкиль.

– Степан, пора! – девочка обращалась куда то в пространство, наверное, они с приятелем подключены к проекции.

Пол вздрогнул. Что то гулко хлопнуло, зашумела вода.

– Как будто трубу прорвало, – сказал Иван.

– Натаса всё знает про трубы!

– Джиу, но зачем? – спросил жалобно Эдуард. – Ведь ты же наша! Ты была частью Дорамы! А здесь ты просто травмированный ребёнок – бросивший отец, вечно занятая мать, сдавшая тебя нам на передержку, как ненужного котика…

– Мои травмы – это и есть я. И я люблю свою мать.

– Боже мой! Джиу! Вот теперь я реально твоя фанатка! – заявила Клюся. – Распишешься на сиське?

Шум воды приближался.