|
Мы скрытно перебросили свои силы, обрушились на противника там, где он меньше всего ожидал, отсекли его от крепости, где он пытался укрыть свои части, и довершили их разгром в поле. И вот сразу после боя я проходил по вражеской деревене, взятой одним из моих взводов. Часть домов горела, там и сям валялись убитые с обеих сторон – в общем, победы не бывают без жертв. И вдруг я услышал громкий детский плач. Я свернул во двор дома – это была простая крестьянская изба с соломенной крышей, которая уже пылала. Прямо у ворот в грязи лежал зарубленный крестьянин; в руках он сжимал косу, которой, как видно, пытался защитить свою семью и имущество. Дальше, свесившись с крыльца головой вниз, лежала молодая женщина, его жена – достаточно красивая, чтобы разжечь похоть дворянина, не говоря уже о непритязательных солдатах. Но и она пыталась защитить себя, стоя на крыльце и отбиваясь вилами, поэтому солдат проткнул ее копьем в живот. Девочка лет трех плакала и тормошила тело матери, не понимая, почему та не встает… Я никогда прежде не любил детей, и уж тем более не хотел иметь дочь. Но когда я увидел эту сцену… ведь это сделали мои люди – пусть и не по моему приказу, но я, как командир, отвечал за них. Не то чтобы здесь было что‑то уникальное – на войне такие вещи происходят сплошь и рядом, и я знал, что не могу исправить все зло на свете. Но на сей раз это были мои люди! И если бы я как следует накануне промыл мозги новобранцам насчет обращения с мирным населением – может, этого бы и не случилось. Но мои мысли занимала главным образом диспозиция боя… И я решил, что теперь мой долг – позаботиться об этой девочке. Она уже совсем обессилела от крика, когда я взял ее на руки… В тот же день у нее поднялся жар, и несколько дней она металась в горячке. Я уже тогда кое‑что смыслил в медицинском искусстве и выхаживал ее. Потом она назвала свое имя – Элина. Красивое, некрестьянское имя. Должно быть, родители слышали его где‑нибудь на ярмарке, где заезжие комедианты представляли сценки из жизни господ… Тогда я еще не думал, что удочерю ее, такая мысль вообще была нелепой для боевого офицера в разгар войны. Я планировал, что подыщу для девочки какую‑нибудь зажиточную, но бездетную семью. Но сначала было не до этого – а потом я понял, что не расстанусь с тобой… А тем убийцам так ничего и не было. Я, разумеется, устроил допрос своему взводу, но они видели, что я разгневан, и никто не признался. Да и наверняка многие из них были виновны в подобном – в той деревне был не один двор… Я подал рапорт командованию, но оно, естественно, не нашло ничего неправильного в том, что с вассалами врагов его светлости герцога Кадельонского поступают подобным образом. После этого я перевелся в другой полк… Лишь однажды, пару месяцев спустя, ты вдруг жутко испугалась, увидев вестового, доставившего мне пакет. Должно быть, это был один из убийц… Ну вот, теперь ты все знаешь.
– Выходит, я никакая не графиня? – потрясенно произнесла Элина. – Ты – законная графиня Айзендорг, что подтверждено королевской грамотой. Но родилась ты простой крестьянкой. – А мой день рожденья? Это день, когда ты меня нашел? – Нет, не мог же я делать твоим праздником день гибели твоих родителей. В качестве твоего дня рожденья я выбрал дату одной из славных побед тарвилонской армии… – Знаю‑знаю, битва при Габбентале. А я‑то всегда считала, что это символичное совпадение. – Как видишь, не совсем совпадение. Хоть и символичное. Повисла короткая пауза. – Как это здОрово! – воскликнула вдруг Элина. – Что здорово? – не понял граф. – Что я – не твой отец? – Да нет же, папа! Конечно, именно ты мой настоящий отец! Мне жаль этих несчастных, что произвели меня на свет, но если бы я осталась их дочерью, что за участь меня бы ждала? Лучше бы мне было тогда вовсе не рождаться! Никто в целом свете не мог бы быть мне лучшим и более достойным отцом, чем ты! И, надеюсь, я ни разу не заставила тебя раскаяться в твоем решении? – Можешь быть в этом уверена, дочка! – он с огромным облегчением обнял ее за плечи, улыбаясь в усы. |
