|
Ибрагим, глядя на крутящиеся в куали ми, вспомнил вдруг свою жену. Вспыхнул, вспомнив желание своей матери сделать как лучше, веря, будто он после этого остепенится — остепенится! А ему тогда было всего семнадцать лет! Будто это наставит его на истинный путь мужчины-малайца. Брак, естественно, был неудачным. Ибрагим плакал, отказываясь от ритуалов брачной ночи. Фатима, крупная, с тяжелыми бровями, бросила ему слово «нусус», сильнейшее исламское выражение, означающее позор; как правило, применимое только к женщине, отказавшейся от сожительства. Ибрагим бежал из материнского дома, нашел себе место в офицерской столовой Малайского полка. Фатима его выследила, попыталась ударить куали в столовой на кухне. Ибрагим завизжал. Позже ему, укрывшемуся на месте повара в доме туана Краббе, снова довелось быть обнаруженным. Он упрашивал, молил, заклинал ее вернуться к своей родне в Джохор, обещал заплатить за проезд, выплачивать содержание. Нередко в вечернюю вакту, обратившись в сторону Мекки, приносил прошение Божеству:
Аллах, милосердный Аллах, Пожалуйста, пусть жена моя вернется в Джохор. Но Аллах не уступал. Позволил Фатиме бегать за ним с кривым ножом, выкрикивая обвинения, в очереди в кино, где стоял Ибрагим, держась за руки с другом-солдатом. Только когда Ибрагим был на грани полного отчаяния, готовый впасть в амок, — что было бы жалко, ибо он искренне не хотел никого убивать, особенно туана Краббе, — только тогда она согласилась уехать в Джохор на короткое время, повидать родителей, поведать им о своих бедах. Но обещала вернуться. И непременно вернется. Ибрагим на минуту закрыл глаза и взмолился: «Аллах, нашли на нее страшную болезнь, устрой железнодорожную катастрофу, разреши коммунистам убить ее. Только, пожалуйста, пожалуйста, не позволяй возвращаться». А открыв глаза, бешено выпучил их, пролил чуточку апельсинового сока, ибо перед ним стояла Женщина. Аллах, он на мгновенье подумал, будто это она, Фатима. Но нет; это была любовница туана Краббе, державшая на руках мальчика, сосавшего тонкий палец. — Бог с тобой. — С тобой Бог. — Можешь мне немного помочь, — сказала она и села, посадив ребенка на колени. — Как? Чем помочь? — Твой хозяин меня бросил. — О. — Ибрагим положил ногу на ногу, пожал плечами, вздернул голову не выражавшим сочувствия жестом. — Я утратила его любовь. — Но в таком случае я тебе помочь не смогу, даже если захочу. — У меня есть, — сказала Рахима, открыв сумочку, — одна вещь, которая возвращает любовь. — И сунула пузырек Ибрагиму. — Я получила его у паванга инчи Мата в Келапе. Сильное снадобье, чтобы снова приворожить к сердцу мужчину. — Я о таких вещах слышал, — индифферентно признал Ибрагим. — Его можно вылить в питье, вкус которого не изменится. Прошу тебя вылить в питье хозяину. Я за помощь немного тебе заплачу. — Но откуда мне знать, что оно его не убьет? — Я даю тебе слово и заверенье паванга. Паванг очень искусный, а снадобье, говорят, помогает всегда. — Сколько ты мне дашь? — Пять долларов. — Мало. — Аллах, за два пятьдесят можно нанять человека, который топором зарубит и ножом зарежет. Пять долларов хватит, — нет, даже много, — за такую маленькую помощь. Ибрагим повертел в руках пузырек. — А если узнают и выгонят с места? — Никто не узнает. Ибрагим немного подумал, потягивая апельсиновый сок. На базаре есть очень хорошая материя для саронга, два доллара хела. — Десять долларов, — сказал он. — Шесть. — Восемь. — Байкла. — Она дала ему пятидолларовую бумажку, две по доллару и горсть мелочи. |
