Уже к концу 1910 г. расследование убийства на ферме Барнхардтов было переведено в «спящий» режим. 29 декабря 1910 года ферма, явившаяся местом преступления, и всё имущество на её территории – сараи, скот, дом, предметы интерьера, сельскохозяйственное оборудование – было продано на открытом аукционе, устроенной Анной Мэйсон. В этом сенсационном мероприятии приняли участие более тысячи человек, люди приезжали в Олате со всего Канзаса и даже из других штатов. Вещи убитых разлетались, как горячие пирожки, очень многие хотели приобрести на память какую-либо безделицу, связанную со страшным преступлением. Джон Фигл, тот самый, кто подозревался в совершении убийства, приобрёл несколько дорогостоящих предметов и оказался в числе крупных покупателей.

Минул 1911 год и по странному стечению обстоятельств под самый его занавес, буквально 30 декабря Генри Циммер (Henry T. Zimmer), начальник полиции города Канзас-сити, получил любопытное письмо. Нет, не анонимку, вполне обычное, с указанием авторства. Человек, отправивший это послание, доводил до сведения начальника полиции, что ему известны имя, фамилия и место проживания некоего мужчины, который утверждает, будто видел убийц семьи Барнхардт. После такого решительного вступления, автор письма сообщал, что этого человека зовут Чарльз Боумен (Charles K. Bowman) и отыскать его можно на ферме неподалёку от небольшого городка Нора (Nora) к северу от тогдашнего Индианаполиса, что в штате Индиана.

Расстояние от Норы до Олате составляло около 770 км. – свет отнюдь не ближний! Циммер и шериф Стид решили отправиться в Индианаполис для выяснения ситуации, хотя вероятность дурного розыгрыша была совсем ненулевой. Новый 1912 год застал их как раз в вагоне поезда.

Утром 1 января правоохранители из Канзаса общим число 4 человека, приблизились к дому, в котором должен был находиться разыскиваемый Боумен. Их сопровождали представители местной службы шерифа. Циммер и Стид постучали и зашли со стороны входной двери, а остальные расположились у противоположной стены дома, под окнами. Едва вошедшие представились, как крупный молодой мужчина выскочил из-за кухонного стола и помчался по лестнице на второй этаж. Там он бодро распахнул окно, сиганул вниз и… попал ласковые объятия поджидавших его полицейских. На беглеца надели ручные кандалы и предложили ответить на несколько простых вопросов.

Боумен ответил. Он заявил, что ему 22 года, он родился в Вестфилде – это район севернее Индианаполиса – всю жизнь зарабатывал подённым работником на фермах, судим никогда не был. В декабре 1910 г. он работал на ферме Барнхардтов, в том числе, в тот день, когда там произошли убийства. За час до совершения преступления он вышел за пределы фермы и потому остался жив. Возвращаясь обратно, он стал свидетелем расправы… Понятно, что после такого вступления с человеком следовало вдумчиво поработать и делать это надлежало не на холодном январском ветру.

Но тут возникал вопрос взаимодействия юрисдикций: правоохранители из Канзаса не могли брать под стражу жителя Индианы на территории этой самой Индианы! Полицейские стали думать, как поступить далее. Если его возьмёт под стражу местная служба шерифа, то придётся добиваться его экстрадиции через суд… но если Боумен согласится поехать в Канзас добровольно, то всё моментально упростится.

У Боумена спросили, как он хочет оказаться в Канзасе – добровольно или будет дожидаться экстрадиции? Молодой человек энергично закивал: «Добровольно, добровольно!» И сразу же уточнил: «На поезде поедем?» Тут у Циммера и Стида первый раз шевельнулось в душе нехорошее предчувствие – Боумен выглядел здоровым парнем, но как будто бы мало понимал в том, что происходит вокруг него.