Члены коронерского жюри напрасно добивались от Джозефа Стиллинджера любых уточнений, связанных со странным письмом — свидетель не помнил, кто вынимал почту из ящика, кто отдавал письмо Келламзу, какие почтовые марки были наклеены на конверт и присутствовали ли они там вообще. Загруженный массой дел фермер — увы! — просто не следил за такими мелочами.

Хотя Джозеф Стиллинджер отрицал существование каких-либо серьёзных конфликтов с окружающими, члены жюри напомнили ему историю о хищении сена, которую, видимо, хорошо знали все в округе. Лет за 6–7 до описываемых событий некто [фамилия этого человека в ходе заседания не называлась] похитил сено, заготовленное Джозефом, но был пойман последним и изобличён. Сначала вор обещал рассчитаться со Стиллинджером деньгами, затем отказался от своих слов и заявил, что украденное сено оказалось сырым и сгнило, а потому денег платить он не станет. Джозеф грозил воришке судом и к лету 1912 г. неприятная ситуация так ничем ещё не разрешилась.

Когда члены жюри стали расспрашивать Стиллинджера об этом неприятном происшествии, тот, видимо, не без досады, заявил, что не считает, будто эта история может иметь отношение к убийству его дочерей.

Джозеф Стиллинджер работал около 2 лет на Джозию Мура, собственно, этим и объясняется хорошее знакомство и добрые отношения обеих семей. Работа на ферме являлась в значительной степени сезонной, так что поздней осенью и зимою Джозеф нанимался к Джозии для помощи по хозяйству. Он не занимался торговлей в магазине, а был работником, что называется, по хозяйственной части, на все руки от скуки. Трудиться ему приходилось и в магазине, и на дому, в частности, в холодное время года Джозеф Стиллинджер колол уголь для домашней печи Муров.

По словам Стиллинджера, под навесом для угля Джозия Мур хранил топор, но это был не тот топор, что оказался найден на месте преступления — на этот счёт свидетель высказался вполне определённо. Вместе с тем, Стиллинджер предположил, что обнаруженный в доме топор принадлежал всё же погибшей семье. Этот вывод основывался на том, что кончик лезвия топора имел небольшой скол, т. е. приметный дефект. В магазине Джозии Мура торговали топорами, в том числе и как раз такими, какой оказался найден на месте убийства. Покупатель вполне мог возвратить купленный в магазине топор, если часть лезвия откололась при первом же использовании. И Джозия, по мнению Джозефа Стиллинджера, не стал бы спорить, а попросту заменил бы бракованный топор другим. Понимая, что топор со столь явным дефектом продать уже удастся, Джозия Мур вполне мог забрать его домой и использовать для колки смёрзшегося угля. В конце-концов, в хозяйстве сгодится и такой, не выбрасывать же вещь?

Высказанное предположение звучало вполне логично и Стиллинджер оказался, пожалуй, первым свидетелем, внёсшим хоть какую-то ясность в происхождение топора, найденного в доме Мура.

Сообщил свидетель и другое ценное наблюдение, положившее конец домыслам и пересудам: Джозеф без колебаний заявил, что дом семьи Мур всегда запирался на ночь. По условию найма, Джозия Мур обеспечивал Джозефа Стиллинджера завтраком и последний, приходя утром, всегда ждал некоторое время пока ему отопрут дверь с северной стороны кухни (т. е. выход во двор). Все три входные двери в дом по утрам были заперты на замки и их отпирали уже в его присутствии — данное правило соблюдалось неукоснительно.

Этим содержательная часть показаний Джозефа Стиллинджера исчерпывалась.

А после его допроса закончилась и работа Жюри. «Что она дала?» — может спросить читатель, терпеливо продиравшийся сквозь дебри всевозможных подробностей, конспективно изложенных выше. Протоколы допросов свидетелей для того здесь и изложены со всей возможной точностью, дабы читатель составил самостоятельное мнение об уровне криминалистической и следовательской работы по такому необычному делу.