|
Я знал, о чем он думал, чем собирался заняться. И так же хорошо знал, что ничего этого уже не будет. За его столиком был свободный стул — и я на него сел. Пару минут он меня не замечал, внимательно вглядываясь то ли в голые ветки деревьев, то ли в квадратные силуэты высотных зданий за ними — листья давно облетели, и дома были хорошо видны. В это время года они всегда хорошо видны, и это делает парк просторнее и в то же время уютнее, роднее. Беззащитнее. — Привет, Кейн, — сказал он наконец. Я никогда не видел его раньше, даже на фото — только на рисунках. И не имел ни малейшего понятия, откуда он узнал мое имя. Но, видимо, в этом и заключалась его работа — знать все обо всех. — Вы не выглядите удивленным, — сказал я. Он взглянул на меня и снова устремил взгляд в сторону, должно быть, наблюдая за молодой парочкой за столиком в двадцати ярдах от нас. Они были в теплых пальто и шарфах и обнимались с осторожным оптимизмом. Несколько минут спустя они оторвались друг от друга, смущенно улыбаясь, держа друг друга за руки, вслушиваясь в доносившиеся с улицы гудки клаксонов, глядя на гирлянды, натянутые между деревьями, наслаждаясь этим местом и этим временем. Скорее всего, это были какие-то едва завязавшиеся отношения, следствие офисной вечеринки, и, возможно, из-за той вечеринки теперь на день Святого Валентина в офисе возникнет неловкое молчание. Или — незапланированная беременность, свадьба — и тоже молчание. — Я знал, что к этому все ведет. — Он взял со стола крышку от кофейной чашки и изучал ее, словно пытаясь проникнуть в самую суть. — И не удивлен, что именно ты сидишь сейчас здесь, передо мной. — Почему? — Работать в такой вечер! Здесь слишком холодно. Для такого задания нужен конкретный тип исполнителя… Кого еще они могли нанять? Только тебя. — Это что, комплимент? Вы пытаетесь льстить мне в надежде, что я этого не сделаю? Он посмотрел на меня через пар, шедший от его пахнущего имбирем латте: — О, ты-то сделаешь. Я в этом не сомневаюсь. Мне не понравился его тон, и я почувствовал, как во мне начало распрямляться, расти и заполнять всего меня нечто. Если вы когда-нибудь бросали курить, вам должно быть знакомо это внезапное и невероятно сильное желание уничтожить мир и все, что в нем есть, и приступить к этому немедленно, начав с того, кто оказался ближе всех. Я не знаю, что это такое. У него нет имени. Я только знаю, что оно существует, и я всякий раз чувствую, как оно во мне оживает. А спит всегда довольно чутко. — Нет, правда, — уточнил я, — неужели вы думаете, что раз у меня появился большой дом, жена и ребенок, я не могу больше делать то, что делаю? — Они у тебя всегда были и всегда будут с тобой. — Конечно будут, твою мать! — Разве это повод для гордости? — Он покачал головой. — Скверно… а ведь ты был хорошим мальчиком. — Все дети хорошие. — Нет. Некоторые рождаются уже с дефектом. И что бы вы ни делали и как бы ни старались, рано или поздно дефект выйдет наружу. С тобой было не так. И это гораздо хуже. — Я сам выбрал, кем мне быть. — Правда? А ведь всем вокруг известно, каким был твой отец. Мои руки невольно дернулись. — Твой отец ни во что не верил, — продолжал он. — Он был неверующим, переполненным ненавистью. Помню, я наблюдал за ним, когда он был маленьким, мне было интересно, каким он вырастет: мертвым внутри или чересчур нежным. А может быть, то и другое одновременно. Я прав? — Если вы хотите, чтобы все произошло цивилизованно и культурно, — произнес я с большим трудом, — давайте прекратим этот разговор. |
