Неужто

Им невдомек,

Как мало времени

Нам

Отпускает

За все и про все

Странная эта жизнь?

Невдомек,

Что растрачивать жизнь

На подобные пустяки -

Почти

Преступление?

Невдомек,

Что нет

И не будет

Возможности

Вновь обрести

Все,

Что однажды Было

Навеки утрачено?

A Terrible Need

Вынос тела

Андре Великан скончался в Париже,

В своем гостиничном номере.

Он мертв – все семь футов, пятьсот пятьдесят фунтов.

Он был знаменитым борцом.

Он был чемпионом.

Неделей раньше он шел

За гробом отца своего.

Андре. Человек добрейшей души.

Он любил посылать знакомым цветы.

Но мертвый он превратился в проблему.

Его надо было вынести

Из отеля,

Но веса его не выдерживали носилки.

Может, теперь он и сам

Хоть немного цветов получит?

Андре Великан

В Париже

Боролся

С Ангелом Смерти.

И на сей раз борьба

Шла

Без правил.

Body Slam

Боги милосердны

Стихи выходят

Все лучше и лучше.

На скачках

Везет постоянно.

Даже когда

Неприятности подступают,

Я справляюсь с ними

Спокойней, чем прежде.

Это – словно внутри у меня

Таится ракета,

Только и ждущая мига,

Чтоб вылететь

У меня из темени.

И когда она взмоет ввысь,

Что б от меня ни осталось,

Я не раскаюсь…

The Gods are Good

Стук пишущих машинок.

Два нищих писателя, Хатчер и я.

Он жил на втором этаже многоквартирного дома,

Я – прямо над ним, а на первом жила Сисси,

Молодая красотка. У нее куриные были мозги,

Но зато – роскошное тело и длинные светлые волосы,

И если забыть ее вечно хмурый взгляд горожанки,

Это была не девица, а сладкий сон. По-любому,

Наверно, стук пишущих машинок

В ней пробудил любопытство или задел

Некие тайные струны – но однажды она постучала

В мою дверь. Мы распили бутылку вина, а потом она

Кивнула в сторону койки – и понеслось.

С тех пор она стала стучать иногда

В мою дверь,

Но порою я слышал,

Как стучит она в дверь Хатчера.

И мне становилось непросто печатать,

Когда снизу звучали их голоса и смех -

А уж тем более, когда там все затихало.

Чтоб продолжать печатать и дать им понять,

Насколько мне наплевать,

Приходилось перепечатывать статьи из газет!

Мы с Хатчером много раз говорили о Сисси.

«Ты влюблен в нее, что ли?» – спрашивал он.

«Нет уж, пошла она!.. Ну, а ты?»

«Я? Да ни в жизнь! – отвечал он. – Слушай,

Если ты все же влюблен в нее,

Я скажу ей,

Чтоб больше ко мне не ходила».

«Приятель, я то же сделаю для тебя», -

Сказал я ему.

«Брось», – он ответил.

Уж и не помню,

К кому она бегала чаще -

Думаю, серединка на половинку,

Но вот что поняли мы постепенно:

Сисси обычно стучала, когда в комнате раздавался

Стук пишущей машинки.

Так что Хатчер и я стали печатать

Даже больше, чем надо.

Успех пришел к Хатчеру раньше, чем ко мне.

Он переехал из нашей дыры,

И с ним уехала Сисси.

В новой квартире

Они поселились вместе.

После этого Хатчер

Повадился мне звонить:

«Господи Боже, у потаскухи этой -

Ни совести ни стыда! Вечно шляется где-то!»

Сисси слушала молча, пока хватало терпенья,

А потом давала ему достойный отпор

В немыслимых выраженьях.