Не возникало проблем и с такими реалиями, как война и мир, применение силы и власти, экспансия человечества в космос, технический прогресс. То, что объяснялось законами логики и, очевидно, имело эквивалент в обществе пришельцев, они понимали без труда; неясное и смутное лежало в сфере чувств, иррациональности человеческой души и порождаемых ею противоречиях. Ряд важных атрибутов земной культуры, таких, как религия, секс, искусство, юмор, чувства привязанности и любви, казались им странными, непостижимыми или необязательными для разумного существа. Они, несомненно, были прагматиками, и прагматизм, забота о выживании расы, ментальная связь друг с другом и с Кораблем сплачивали их гораздо сильнее, чем людей.
– Что это? – повторила Йо.
Они сидели на полу в отсеке, служившем Литвину узилищем. Вверху вместо купола терминала сияло лазурное небо, а под ним плыли голографические картины: темно-зеленые свечи кипарисов, шоссе с кортежем автомашин, плиты с высеченными датами и именами, толпа у прямоугольной ямы и гроб, который спускали туда на канатах. Похоже, хоронили важную персону: толпа была большой, играл оркестр, а у могилы суетились трое в долгополых рясах.
– Это кладбище, – сказал Литвин. – Здесь хоронят умерших. Контейнер – гроб, а в нем – покойник. Обычаи разные: иногда закапывают в землю, иногда сжигают. Если бы я погиб, меня сожгли бы в реакторе, а прах развеяли в пространстве. У астронавтов это называется уйти в Великую Пустоту.
Ему хотелось узнать про Макнил. Он видел ее во время странствий по кораблю и убедился, что ее все еще держат вместе со спящими женщинами. Зачем – Литвин не понимал. Вроде бы из двух пленных можно выжать больше информации, чем из одного… Но Макнил в их камеру не вернулась.
– Хоронят… – Кафф в темных волосах Йо замигал. – Теперь я понимаю. Когда-то, до Первого Затмения, у нас поступали так же: сжигали тела, а из золы, смешанной с глиной, делали… Нет термина. Очень давно это было. Еще в материнском мире.
– А как поступают сейчас?
– Любая органика – источник для синтеза пищи.
– Экономные вы ребята, – пробормотал Литвин. – Значит, для синтеза пищи… А дальше что? Съели и забыли?
– Память о тхо не сохраняется. Деяния полностью разумных записаны в… Ты называешь это устройство компьютером.
– Я называю… А разве это не так?
Йо промолчала. Последние сутки они провели вдвоем, без Йегга – может быть, потому, что язык ей давался легче, и английским она владела практически свободно. Но всегда ли понимала смысл сказанного? Слова – не ментальная связь, слова лишь звуки, и то, что вкладывается в них, зависит от опыта и мироощущения собеседника. Скажем, слово «доверие»… Что понимали под ним Йо и Йегг? Что понимал Айве?.. Сам Литвин никакого доверия к посреднику Айве не испытывал, хотя считалось, что сделку они заключили. Ну, на войне как на войне: сначала обмануть, а потом – уничтожить. Конечно, если получится.
Он наклонился к женщине и произнес:
– Что молчишь? Мы ведь договорились: ты – вопрос, я – вопрос, ты – ответ, я – ответ… Если сомневаешься, спроси у Айве.
– Иногда лучше не спрашивать слишком много, – сказала она, но шарик на ее виске озарился светом. Пейзаж с кладбищем исчез, и вместо него возникли три неподвижные фигуры, похожие на три манекена: азиат, африканец и европеец. – Айве интересуется… – начала Йо, но Литвин замотал головой. |