— Я буду готов, — ответил я.

Белл продолжала в красках расписывать грозного мистера Лэйкера. Но шум голосов у меня в ушах нарастал. Я видел, как движутся губы Белл, но не слышал ее.

— Хватит! Хватит! — заорал я.

— Я ничего не делала! — заверещала Белл.

— Молчать! — приказал я голосам.

— Я молчу, молчу! — взвизгнула Белл.

— Джек, что с тобой такое?! — возмущенно спросила мама.

В голове прояснилось. Я уставился на нее.

— Зачем ты орешь на сестру? — спросила мама, наклоняясь ко мне.

— Я… не знаю, — пробормотал я. — Ничего не могу поделать…

Голоса снова защебетали.

— Мам, скажи ему, чтоб не смотрел на меня так! — захныкала Белл. — Он пытается меня напугать.

— Джек, возьми себя в руки, — сказала мама. — Разве ты не рад первому дню в школе?

— Я буду готов, — сказал я.

— Прекрати разговаривать как робот, — велела мама. — Ты пугаешь сестру. — Потом добавила: — Между прочим, ты пугаешь и меня.

— Я буду подчиняться, — ответил я.

Я зажмурился и усилием воли попытался изгнать голоса из головы. Я знал, что мне нужно сделать. Я должен вернуть коробочку мистеру Флешману.

Я вскочил. Схватил рюкзак. И выбежал в заднюю дверь.

Я слышал, как мама что-то кричит мне вслед. Но не остановился.

Мне позарез нужно отдать коробочку мистеру Флешману.

С коробочкой в руках я поспешил к его подъездной дорожке.

Но голоса… голоса…

Они приказали мне повернуться. Тараторя наперебой, они велели мне уходить.

Я пытался сопротивляться.

Я сделал несколько шагов вверх по дорожке. Я помахал коробочкой, на случай, если мистер Флешман видит меня из окна.

Но после этого мою голову пронзила невыносимая боль. Виски раскалывались. Перед глазами полыхнула ослепительная белая вспышка.

Раскаленная вспышка боли.

Я повернулся и побежал. Я бежал всю дорогу до школы. Бежал с маленькой черной коробочкой в руке и настырным стрекотом голосов в ушах.

В школе все шло хорошо… поначалу. Я не загремел в класс к мистеру Лэйкеру. Я попал к миссис Хофф, которая славилась своей добротой. И все мои друзья оказались со мной в одном классе.

Я засунул коробочку вглубь рюкзака. Я не слышал голосов весь остаток утра. Я не слышал их и днем… до урока ИЗО.

Миссис Хансен, училка ИЗО, всегда напоминала мне жужжащего шмеля. Она низенькая, кругленькая, и снует от парты к парте эдак вприпрыжку.

Она объявила, что сегодня мы будем лепить скульптурный портрет из глины. В качестве модели она выбрала Мадди. Устраиваясь на высоком табурете перед всем классом, Мадди делала вид, что ужасно стесняется.

Но все мы прекрасно знали, что застенчивость Мадди неведома.

Она тут же приняла позу кинозвезды. Сидела она идеально; солнечный свет из окна озарял ее лицо и играл в волосах.

Я начал с ног Мадди. Знаю, звучит странно, но мне всегда нравится начинать с ног, а лицо делать в последнюю очередь. Глина в моих руках была теплая и податливая. Потихоньку я начал расслабляться и даже получать удовольствие от работы.

Я вылепил левую ногу Мадди. Потом взялся за правую.

Мне хотелось обдумать все, пока голоса молчат. Без их настойчивого, насекомьего стрекота я, по крайней мере, мог мыслить ясно.

Что это за коробочка? И зачем она находилась в доме мистера Флешмана? И что давало ей такую власть надо мной?

Неужели мистер Флешман мне лгал? И никакой он не кинодел?

Но если он не кинодел… то кто же он?

В голове засвистели статические помехи.