– Она поджала губы. – Хоронили бедного Даниэля в закрытом гробу, а смерть так и не расследовали должным образом, словно он никому больше не нужен. Возможно, это и так. Родственников у него не осталось, а вдова в трауре и года не проходила, выскочила замуж чуть ли не на следующий день после похорон. Но что с неё взять? Лорийка. – Леди Алвендуа вложила в это короткое слово всё презрение, которое успела накопить. Было его чуть меньше, чем обычно, потому что часть она уже успела потратить на Шарля. – Нас, древнейших родов, можно сказать, истинного дворянства и оплота магии, осталось совсем мало, но это не значит, что в Совет можно ставить кого попало. Ставить нужно достойных магов.
Она величаво качнула головой, смерив при этом выразительным взглядом Шарля, которого относила к тем самым «кто попало».
– Если инор Латур такой никчёмный маг, то и его свидетельство не может считаться достоверным, – заметила тётя, которую взволновал мой рассказ, и она до сих пор выглядела встревоженной.
– Да нет, как маг он как раз неплох, – нехотя признала леди Альвендуа. – Муж отзывался о нём в восторженных тонах. Но для включения в Совет этого недостаточно. Главное – лояльность короне, а на истинную лояльность готовы только аристократы. Уверена, что Фаро попросту продавил свою креатуру, не считаясь с нуждами короны. Но что то мы удалились в ненужные дебри. К чему нам какой то посторонний маг, пусть он и входит в Совет? Николь, ты должна погостить у тёти, и это не обсуждается.
Сказала как припечатала, словно она могла решать, что мне делать. Я чуть приподнялась, собираясь поубедительней донести до неё свою точку зрения, но Шарль напомнил пожатием о спокойствии и сказал:
– Увы, она уже пообещала поехать к моим родителям.
Он сиял широченной улыбкой, на которую леди Альвендуа не ответила. Напротив, сжала рот в столь тонкую щель, через которую не пролез бы и листок бумаги, а губы так вообще потерялись. Не женщина – недоделанный голем. И такая же твердолобая и упёртая.
– Николь, дорогая, то есть ты хочешь сказать, что какие то Буле для тебя важнее дяди с тётей? – выказывая живейшее недоумение, спросила она. «Буле» она произнесла, подчеркнув отвращение как к фамилии, так и к сидящему напротив носителю.
– Пока Совет Николь подозревает во всяких неблаговидных вещах, ей лучше держаться подальше от столицы, – заметил Шарль. – Мало ли что может случиться в Совете такого, что они с удовольствием повесят на мою невесту.
Невиннейшее слово «невеста» заставило глаза леди Альвендуа покраснеть, а сама она начала раздуваться, как жаба, приготовившаяся к прыжку, но разродилась всего лишь:
– Николь, дорогая, тебе совершенно незачем переживать о неприятностях с Советом. Ты всегда можешь рассчитывать на покровительство семьи Альвендуа.
– Которым запретили вход во дворец, если я не ошибаюсь? – Шарль поднял голову к потолку, словно собираясь найти там ответ на свой вопрос.
Леди заскрежетала зубами очень вежливо, как положено настоящей, хорошо воспитанной леди, которая умеет сдерживать эмоции и не позволяет им прорываться.
– Да, наши недруги добились того, что во дворец нас больше не приглашают, но друзей у нас осталось предостаточно, и будьте уверены, что мы вернём наше положение и оно будет куда прочнее благодаря… – она прервалась, то ли не желая выдавать секреты, то ли, что куда вероятнее, не зная, что сказать, и перешла опять к обвинениям: – С твоей стороны, Николь, было очень некрасиво не помочь Вивиане, – припомнила она. – У тебя было приглашение на две персоны, я точно знаю. И второй персоной должна была стать моя дочь.
Призрак улёгся на воздух, как на кушетку, и принялся лениво помахивать ногой прямо перед носом леди Альвендуа, поэтому я иногда нечётко видела выражение её лица. |