Если получится – будем продолжать исследования вместе. Нам так не хватает возможности далеко и надолго углубляться в Зону!
– А как же Блямс?
– Ему мы построим удобное жилище здесь, рядом с лабораторией. Он будет накормлен, ухожен, всегда под защитой, а вы сможете с ним видеться в любое время, когда захотите. Собственно, и вы, если хотите, можете жить вместе с ним – тем более, если в лабораторию вам зайти не удастся. Мы сами будем к вам приходить, и вы все равно станете полноправным участником наших исследований.
– Звучит заманчиво, спасибо, но… я и правда хочу домой. У меня там родные и близкие, любимая работа…
– Я ведь не уговариваю вас остаться здесь навсегда. Впрочем… Хорошо, я больше не стану возвращаться к этой теме, но мое предложение останется в силе, помните об этом.
– Вы намекаете на то, что нас все-таки могут не выпустить из Зоны Игроки? – нахмурился Плюх.
– И это тоже, – кивнул Юлий Алексеевич. – Но не только. Вдруг вы и сами передумаете. И потом, вы же не поинтересовались мнением вашего друга.
Изобразив подобие улыбки, разведчик обернулся к «богомолу»:
– Что ты на это скажешь, Блямсик?
– Блямс-блямс-блямс! – неожиданно эмоционально выпалил друг.
– И что это значит? – спросил профессор Сысоев.
– Мне это неизвестно, – развел руками Плюх. – Он умеет произносить только это. Может быть, вы поможете составить словарь языка, в котором всего одно слово?
– Напрасно иронизируете, – без намека на улыбку сказал ученый. – Это нам с вами кажется, что слово всего лишь одно – так слышит наше с вами человеческое ухо. Но у вашего друга несколько иная анатомия, не так ли?
– Вы хотите сказать, что…
– Если нашу с вами беседу записать, а потом прокрутить в ускоренном раз, скажем, в десять темпе, то мы услышим лишь невразумительное пиликанье.
– Как же я раньше-то… – схватился за голову косморазведчик.
– Не переживайте так, это всего лишь мое предположение, не имеющая никаких доказательств гипотеза. Впрочем… – Юлий Алексеевич нажал что-то сбоку на маске и проговорил: – Я записывал нашу беседу, так что есть возможность произвести кусочек в замедленном темпе.
Из динамиков скафандра ученого донеслись низкие, монотонные звуки. Плюх без подсказки понял, что это говорит кто-то из них двоих. Но вот послышалось и другое, нечто более высокое и быстрое, напоминающее скрежет. Но этот «скрежет» вовсе не был диссонансным и бессмысленным – в нем определенно прослеживались ритм и структура.
– Повторите еще, чуть помедленнее, – попросил косморазведчик.
Профессор Сысоев снова нажал на маску сбоку. Теперь в динамиках зазвучал… голос. Совершенно не похожий на человеческий, и в самом деле какой-то скрежещущий, «металлический», но это был все-таки голос, произносящий осмысленные, без сомнения, фразы.
– Ёшки-блошки!.. – закачался, обхватив голову Плюх. – Что мне еще обрить?..
– Простите, не понял?.. – подался к нему ученый.
– Извините, это я так… Но… это же просто… это… – Косморазведчик резко повернулся к «богомолу»: – Блямсик, так ты и правда разумный?.. Ты со мной все это время разговаривал, а я… Я вел себя, как тупая мартышка, не умеющая отличить на картинке яблоко от банана!
– Блямс… – печально выдохнул друг.
– Вот видите, – сказал Юлий Алексеевич. |